Вилл Третьяков - Игра в Грааль
Он оглушительно шмыгнул носом, и Гарольд невольно подался назад, присев на задние ноги.
- Он псих, - заторопился шепот Ренато, - Но он без оружия. Как бы дубинку выбить...
- Погоди!
- Она меня по лесу водила, показывала, рассказывала, а я ей на дудочке играл. А потом я ей надоел, и она больше не приходит. Но я помню ее смех, я по старым местам хожу, по болотам...
- Оно и видно... - процедил Ренато.
- ... я ее ищу, кричу, зову, а ее все нет и нет. Мне даже будто теплей становится там, где мы с ней вместе были. А где она мне впервые явилась, я шалаш поставил, и сплю теперь только там...
- И облегчаешься от съеденного и выпитого, - Ренато положил руку на топорище, - тоже только там?
Я был ошеломлен. Хулиган - тоже.
- Кабы я был большим и сильным, я б вас за такое в землю втоптал, жалобно пробасил пастушок и залился слезами.
- Ты в уме сам-то?
- Он меня и пальцем не тронет, - откликнулся Ренато, - Я все понял. У него комплекс неполноценности. Он меня боится.
Бородач отвернулся от нас, все еще всхлипывая. Он вытащил свирель, и покрутил ее в губах, примериваясь. И засвистал пронзительно и чисто. У меня перехватило дух от нежной простоты мелодии. Всепрощение, грусть, легкая мечта, невесомая надежда сменялись и сливались и затихали, и снова оживали в звуке. Не переставая играть, бородач пошел прочь, напрямик на холм. Страшная дубинка так и осталась брошенной перед изумленным Ренато. Бородатый детина уходил все выше к утренним лучам, и роса блистала вокруг него, а он шел уверенно и быстро, и ни разу не сфальшивил, не сбил дыхания, не споткнулся. Потом он пропал из вида, и песенка его умерла в отдалении.
Гарольд фыркнул и тревожно замотал головой, вырывая повод. Он первый почуял ее. Смех прилетел ниоткуда, и так прост он был, как птичьи разговоры поутру, когда внезапно слух наполняется ими, но знаешь, что их голоса так и звучали все утро напролет, да ты-то этого привычного фона не замечал. Ренато обернулся - еще и еще - и я вместе с ним охватил взглядом полный круг. Или то Гарольд обрел речь и смех? Тоже мне, Вильямова ослица!
- Чужак, - повеяло вдруг холодом, когда смех оборвался. - Что делаешь ты на моем холме?
Будто невидимые стены окружили нас, а в них рождалось эхо каждого слова, произнесенного ею.
- Лещей ловлю, госпожа моя фея! - бойко крикнул Ренато в пустоту. И потрепал коня по гриве. - Вот, на живца ловлю!
Фея прыснула, и ледяные стены исчезли. Теперь она чудилась совсем близко, на расстоянии дыхания.
- Не ты ли тот рыцарь, что разогнал разбойников на Бузинном ручье? Коростель, глупая птица, сказала, что это было десятирукое чудище верхом на медведе...
- Видно, она и близко у того ручья не пролетала, - усмехнулся Ренато, Твоя коростель. Две руки у меня, вот, потрогай.
- Я же сказала - глупая птица. Да пусть ее. Скажи, что с Кумом, как он после всего этого? Я знаю, мудрого Кума могли захватить только обманом или врасплох. Что же ты молчишь? Он жив, я знаю. Ночью он опять играл с молниями, я же зарево видела.
- Он умер, - жестко сказал Ренато. - Нынче же ночью. И дом сгорел. Я еле вырвался из огня.
- А он не сумел...
- Он был мертв еще до пожара. Сердце не выдержало.
Фея молчала долго.
- Скажи, а ты... ничего... не успел...
- Я видел его сокровища, фея, но у меня в мыслях ничего дурного не было, так... любопытно было, а потом... стало не до того.
- И Книга Судеб сгорела, - горестно протянула она, - Все пропало.
Ренато смутился.
- Только вот это.
Он развернул тряпицу и показал прозрачный камушек.
- Он попал мне в сапог, я думал - камушек закатился - а это брильянт Кума. Возьми себе, хочешь?
- Глупый, глупый чужак... Это не камушек, это юкк. Из тех, что "льются струей" - так?
- Ну... да. они явились из порошка. На, я его дарю тебе.
Ее голос постарел, в нем послышалась безмерная усталость.
- Он мне ни к чему. Он приносит удачу только смертным. Предохраняет вас от поступков... опрометчивых...
Она удалялась невидимо, неслышно, как бы отплывая по воздуху.
- Постой, - позвал Ренато. - Не уходи. Не сейчас. Как добраться до деревни?
- Это тебе юкк подскажет, - донеслось с другой стороны.
Он повернулся на ее слова.
- Покажись мне на прощанье!
Молчание.
- Эй... Где живет Макитон?
Бац! Порыв ветра толкнул его в грудь!
- Кто? - громко спросила фея совсем рядом.
- Макитон, колодезных дел мастер.
- Откуда ты знаешь про Макитона?
- От Кума Гараканского!
- И что же ты знаешь про него?
Ренато открыл и закрыл рот.
- Достаточно, - нагло соврал я, - чтобы понять, что с ним мне надо встретиться. Это нужно для нас обоих - для него, для меня, недостойного, и для всего подлунного мира.
Ренато важно покивал головой и надул щеки. Фея молчала. Я продолжил, чуть более суетливо, чем следовало бы.
- Ну да, мудрый Кум поведал мне о Макитоне, когда узнал, что я Белый чужак. Только не успел рассказать, где же его найти. Вот так оно и было.
Ренато несколько запоздало вынул на свет свой амулет, и тот слегка шелохнулся в его протянутой руке.
- Удивительно, - вздохнула фея, - Мне трудно поверить тебе. Ведь ты встретил Кума только вчера, и прежде... он не знал тебя?
Я замешкался, и инициативу перехватил Ренато.
- Испытай меня! - выпалил он. Я воззрился на его простодушную физиономию. Все! Сорвалось. - Кум показал мне нечто, принадлежавшее Макитону.
Я зажмурился. Но уши-то не заткнул, и в наушники по-прежнему проникал птичий щебет, и хриплое дыхание Гарольда. И листья на ветру.
- И что же это? - как бы нехотя, но с затаенным напряжением поинтересовалась фея.
Торжествующая улыбка Ренато.
- Это палка, маленькая такая рогатинка из ореха.
- Сию же минуту мы отправимся к мастеру! Эй...
Она прощелкала по-сорочьи, и большая пестрая птица закружилась над моей головой. Они обменялись еще парой подобных фраз. Сорока полетела на взошедшее солнце. Потом Ренато окликнул фею, и та отозвалась со склона холма, и Ренато поднялся на его вершину пешком, а потом, покачавшись на ноге в стремени, запрыгнул в седло. Я полуследил за экраном. Он опередил меня своей догадкой. А ведь все так просто. Ореховая рогулька, та палка о трех концах. Лозоходец. Колодезных дел мастер... Я пустил коня неспешной рысцой.
Мы пробирались по перелескам, по светлым лужайкам, холмам. Солнышко начинало припекать, и от тяжелого плаща пошел пар.
- За мной! - звенело впереди.
- Подожди! - крикнул я, - Я в жизни никогда не видел фей, а ты все убегаешь!
Опять теплая волна ветра прихлынула.
- А ты и не увидишь меня! - лукаво откликнулась она. - Разве что в лунном свете. И о чем нам говорить, чужак?
- Расскажи мне о бедном пастушке!
- О ком?
