Константин Малахов - Молния среди леса
– Здорово! Будешь клюкву? Вкуснющая!
Это был мой новый знакомый Тимоха и он снова, весь счастливый, бежал из леса в мою сторону. Правда на этот раз уже в распахнутой куртке. Перепачканные ладони сжимали горсть темно-синих ягод, которые он протягивал мне.
– Спасибо – я не мог не ответить на такую искреннюю улыбку своей. – Ты гуляешь?
– Маманя послала ягод насобирать, – парень еще ближе протянул мне ягоды и пришлось взять еще. Вкус был немного терпкий и кислый.
– Ты молодец, помогаешь матери, – памятуя замечание Костомарова насчет умственного состояния Тимохи, я избрал тактику беседы как с ребенком.
Юноша гордо приосанился, а затем наклонился прямо к моему лицу и зашептал:
– Я хочу увидеть ее. Опять!
– Кого, Тима? Ты говоришь о человеке?
Он задумался:
– Не знаю. Может быть. Давай покажу тебе, а? Айда со мною! – и было потащил меня за собой.
– Извини, но мне сейчас надо кое-куда сходить. Вот вернусь и тогда может быть зайду.
Живая мимика парня отобразила легкое расстройство, что мне было неприятно. Из кармана появилась припасённая шоколадка, половинка которой была вручена Тимохе:
– Вот держи, это тоже очень вкусно, только не съедай все сразу! – дал я напутствие, которое сам никогда не выполнял. Он принял гостинец, осмотрел и быстрым движением надкусил. Улыбка вернулась на его лицо и можно было со спокойной душой идти дальше.
Рядом пролетела какая-то серая птица, где-то вдалеке заливалась другая. Выглянуло солнце и окружение словно избавилось от злых чар: покосившееся избы стали похожи на сказочные, заиграли цвета на деревьях и траве. Я был очень рад, что судьба подтолкнула меня к приезду именно в Россию. Ведь для многих она сродни другой планете – какой-то огромный кусок земли, расположенный где-то очень далеко, за тридевять земель, где большинство людей скорее всего никогда и не побывают. Вся информация о ней скудная, переданная обрывками повествований торговцев или россказнями эмигрантов, нередко подбавляющих темных красок. Я не говорю о России в которой творили Достоевский, Чайковский и множество других замечательных личностей, тут скорее Россия исконная, то есть места где хорошо прослеживаются как ее современные начала, так и наследие древних славянских времен. У здешнего жителя нет хозяина, как при крепостном праве, но еще нет и строгого родителя в виде государства. Мне кажется, люди должны узнавать о другом народе по его культуре и традициям, а не по политическим действиям, так как политика – море бурное, а культура спокойное, медленно наполняющееся древнее озеро, как Байкал. В беседе с самим собой я и не заметил, как оказался у дома Костомарова. Постучался. Спустя несколько секунд лязгнул засов на дверях. Я ждал, что дверь откроется, но ничего не происходило.
– Корне…Док?! – крикнул я, пребывая немного в замешательстве.
– Входите, голубчик, я отпер дверь, – донеслось приглушенно из недр избы.
В знакомой мне уже комнате доктор не обнаружился, зато была открыта та самая дверь, откуда он в прошлый раз приносил снедь.
– Ну где вы там? – именно оттуда позвал меня голос. – Пожалуйте в моя святая святых.
Скрытая от лишних взглядов часть дома впечатляла: различные тумбочки и поверхности, верстак с какими-то приспособлениями, полки с шеренгами различных емкостей. С потолка свисали пучки трав. В одном углу была небольшая печь, уставленная железной утварью, противоположный же угол был загорожен шторой. Хозяин сидел за небольшим столиком, прямо напротив окна. На стене перед ним металлическим гербарием всели различные инструменты. Склонившись над точильным кругом, Костомаров затачивал какую-то стамеску. Резкий контраст между общей простотой этого селения и ремесленной насыщенностью данной комнаты притупил мое внимание. В процессе заточки доктором своего инструмента я не видел ничего не обычного: скрежет, сноп очень мелких искорок, вращение камня. Электричества в Чернолесье нет, наверняка ножной привод, я видел такие. И тут пришло озарение – ножной? Но…
– Ну как вам моя келья? – улыбнулся Корней Аристархович, повернувшись вместе сидением табурета. – Не университетская лаборатория конечно, но все же.
– Здорово! А вы… тут занимаетесь… – замялся я, не зная, как корректнее спросить о работе механизма.
– Понемножку, мой друг. Специалист широкого профиля, так сказать. В моем предыдущем обществе широким профилем считалось уметь играть не только в карты, но еще и в теннис, – Костомаров оттолкнулся от стола и подъехал почти впритык ко мне. Табурет то оказался не простой – с колесиками. – Здесь я и врач, и травник, он же фармацевт, немного токарь, чуточку плотник и в какой-то мере ученый-экспериментатор. Здесь без этого никак, с каждой мелочью не набегаешься, особенно я.
– Еще и напитки делаете! Особенные…, – вспомнил я и голову несильно сжал невидимый обруч.
Доктор учтиво склонил голову.
– Смотрю у вас тут и приспособления всякие разные. А на чем они работают? Какой-то ручной привод?
–Уж точно не ножной, – хмыкнул Костомаров. – Генератор имеется. Я думал, Вы его в прошлый раз заметили. Слышите равномерный шум снаружи?
Откуда-то сверху действительно доносился звук похожий на издаваемый велосипедным колесом, если раскрутить его в воздухе.
– Дом у меня на пригорке, как Вы, наверное, заметили, – док сделал легкое ударение на последнем слове, но это звучало больше шутливо, чем обидно, – посему кое-какие потоки воздуха имеются. Вокруг конечно лес, мачта не столь высока, но чтоб крутить жернова для перемалывания или, как Вы наблюдали, точильный камень – вполне достаточно. Дополнительно имеется ряд редукторов, рассчитанных на определенные задачи. Иногда нужна скорость, иногда тяга. Жаль нефть далековато, я бы тут двигатель тогда приспособил…
Я продолжал с интересом разглядывать эту мастерскую:
– Вы мне дверь отсюда как-то открыли?
– Да. Есть у меня волшебный тросик. Потянешь – замок открывается и ставится на хитрую пружинку. Еще раз дергаешь, – Костомаров подъехал к смежной с другой комнате стене и дернул за висевший, словно ослиный хвост, трос с деревянной рукоятью на конце. Где-то внутри стены со входной дверью лязгнуло.
– Силы экономит и время. Там еще и трубка есть разговорная, чтоб мне зря к двери не плестись и сию кузницу от лишних глаз не запирать. Сначала пообщаюсь и уж если надо, то уже поплетусь открывать. Помимо ушей глаза тоже имею. Подойдите, мой друг, к печи. Да-да именно туда. Видите, из стены трубка торчит? Окажите любезность, посмотрите в нее.
Я так и сделал. Взору открылось крыльцо, с такой точки, словно я залез на крышу, понаблюдать за приходящими. Картинка была немного искажена выпуклостью, будто весь мир попал под какой-то колпак, но это ничуть не мешало. Мой восхищенный взгляд был явно приятен Костомарову.
