Юрий Манаков - Гиперанатоксин
Несколько ступенек наверх и передо мной предстал капитан - молодой, весь будто на пружинках, черноволосый парень, чем-то похожий на молодого Бетховена, но без всякой одухотворенности в облике. Он ни секунды не стоял на месте, дергал руками, головой и напомнил мне своим поведением медведя в зоопарке из-за недостатка места в клетке, переминающегося из стороны в сторону. Капитан тоже скривил страшную рожу - дурной пример заразителен и потянул из ножен, чуть было не сказал - капитанский кортик, но на самом деле, это был широкий тесак типа мачете. Без тени колебания этот недоносок замахнулся и попытался разделить меня немудрящим ударом сверху вниз на две половинки. Я сделал шаг в строну, перехватил его кисть и вывернул мачете из руки. Затем коротким ударом локтя превратил его горбатый нос в котлету и на возвратном движении приложил ребром ладони сбоку по шее. Шею не сломал, но вырубил капитана надежно - он повалился набок, как спиленная елка. Аллес! После этого повернулся к рулевому и прорычал.
– Новый курс - норд-норд-вест, - и продублировал приказ для особо тупых, махнув рукой в нужном направлении.
Тем временем основная часть команды очухалась после разгрома, поднялась на ноги, вооружилась первым, что подвернулось под руку, и компактной группой собралась перед лесенкой, собираясь штурмовать бастион капитанского мостика. Я повернулся к ним лицом и, добавив рокота и инфразвука в голос, рявкнул.
– Хотите, чтобы я достал меч, подонки? Если достану - порублю всех на куски и порежу на ремни. - Эта информация заставила задуматься многих, но, как и в любой большой выборке, она не дошла до отдельных тугодумов и по лесенке стал подниматься один - особо непонятливый, вооруженный дубинкой.
Он и получил от меня 'майе-гери-кеаге' по центру лба. В результате, его будто ветром снесло с лестницы и кинуло на сплоченный матросский коллектив, на подобие шара при игре в кегли. Из пятерых матросиков живая торпеда своим телом повалила на палубу троих - вполне приличный результат в боулинге.
Я рыкнул рассерженным тигром и посмотрел в глаза матросам, оставшимся стоять на ногах. Оба сжимали в руках гарпуны. Это навело на мысль, что я оказался на китобойной шхуне. Не самый плохой вариант. Да и объясняет смердящий дух на корабле. Так вонять может только букет из запаха ворвани, смрада протухшего мяса и испорченной крови.
Оно, конечно, китобои это не пухленькие ангелочки из пансиона для благородных, но они и не воины. Именно это я прочел в глазах моряков. Оба одновременно выпустили из рук гарпуны, потеряли ко мне интерес и стали помогать своим товарищам подняться на ноги. А я рявкнул, повторяя приказ для тугодумов.
– Курс - норд-норд-вест, - и ткнул пальцем в нужную сторону. Затем повернулся к капитану, вздернул его на ноги за шкирку и хорошенько встряхнул.
Живчик лязгнул зубами и его глаза затопленные туманом беспамятства прояснились. Я отпустил воротник и капитан остался стоять на ногах раскачиваясь, как один из трех тополей на Плющихе. Гипнотизируя китобоя взглядом, строго предупредил.
– Мне нужно на остров с храмом Богов Света и Тьмы. - Затем задал вопрос, - У него есть какое-нибудь название? - капитан минуту тупо смотрел на меня, после чего прохрипел.
– Полуденный. - Закашлялся и начал растирать себе обеими руками горло - чего-то там я ему повредил. Я кивнул и продолжил расспросы.
– Как тебя зовут?
– Котик.
– Какое название у шхуны?
– Асеко.
– Это, что-нибудь означает? - капитан озадаченно на меня посмотрел и пояснил.
– Зверь. Живет в холодных полночных морях. Свирепый и беспощадный… - Глаза у капитана загорелись и я понял, что своим вопросом зацепил потаенные струны в его душе, и он готов рассказывать о звере со всеми подробностями еще долгое время. Поэтому резко махнул рукой, приказав ему заткнуться, и спросил.
– Куда плывете?
– Тикалька. Остров, - и показал рукой на юг. Я кивнул и поинтересовался.
– Далеко?
– Еще плыть две ладони дней, - и капитан продублировал свои слова, показав мне растопыренные пальцы обеих рук.
Я отвернулся, завершая разговор, и отошел в сторонку, предоставив возможность Котику спокойно управлять поворотом Асеко на обратный курс.
Сняв рюкзак, развернул скатку с одеждой и не спеша стал одеваться. Надел штаны, рубаху, обулся, перепоясался и подвесил за спину меч на перевязи. Кольчугу решил не надевать. Никакой серьезной драки не предвиделось, а что касается китобоев, - много чести будет. Как говорится, - я их одной левой… Что, кстати, и продемонстрировал наглядно, начистив им физиономии.
С каждой новой деталью одежды и снаряжения в глазах у капитана, который вместе с рулевым, наблюдали за моим туалетом - рос градус почтения и медленно раскрывался рот. Наконец, я притопнул ногами, проверяя подгонку костюма, а капитан с громким щелчком захлопнул рот. То-то же. Кажется, он и вся его команда начали догадываться об истинном положении вещей.
Конечно, очень скоро одежда пропитается смердящим духом корабля, но тут уж ничего не поделаешь. Никакие дезодоранты не помогут. Но капитанский мостик хорошо продувался ветерком, так что, если встать под ветер, то запах досаждал не сильно.
Я прикрыл глаза, восстановил в памяти изображение района, прикинул скорость корабля и получил, что где-то к вечеру мы должный подойти к Полуденному острову. Капитан подтвердил мои предположения. Поудобнее устроившись за спиной рулевого, я приготовился ждать.
Около трех часов дня Котик с поклонами и извинениями пригласил на обед. Пришлось отказаться - антисанитария на шхуне и не свежая солонина в немытых мисках, не вдохновляли на гастрономические подвиги. Уже заканчивались пятые сутки, как у меня во рту не было ни крошки, а три дня тому назад я благополучно перешел на внутреннее питание. Так что, никаких особых эмоций еда не вызывала и потерпеть денек-другой труда не составит. Поэтому все мое питание на корабле заключалось лишь в том, что я изредка прикладывался к своей кожаной фляжке.
Короче, я стоял на мостике как монумент, уткнув руки в бока, и токмо медленно поворачивал голову, следя за событиями на шхуне.
Первое время мой величественный вид заметно нервировал матросский коллектив, но постепенно морячки притерпелись и перестали с испугом поглядывать в мою строну. А жизнь на бригантине протекала вяло и однообразно.
Один только капитан, как истинный холерик, суетился на мостике, раздавая всем и каждому ценные указания, в большинстве своем пустые и ненужные. Временами он вспоминал о моем существовании и испуганно оглядывался назад. Контрастировали ему трое невозмутимых китобоев, которые просидели на бочках все время пока шел мордобой. Эти парни своей заторможенностью напомнили мне чухонцев - дай таким в руки нож, будут резать и ни какие мольбы не помогут. Нет ножа - будут сидеть и наблюдать, как на их глазах режут других, и пальцем не шевельнут, чтобы помочь. За все время я не услышал от них ни одного слова, а было бы интересно - присутствует ли у них в голосе характерный чухонский акцент.
