Сергей Смирнов - Гнилой хутор
И снова не стали жить хуторяне крестьянским трудом. Сидели они по домам и занимались какими-то таинственными хлопотами. Иногда незнакомые хмурые мужики подводили к хутору обозы и сгружали в амбары наглухо запечатанные тюки... Наконец правда всплыла ж наружу. Странным ремеслом жили хуторяне: делали расписные коробки для "поддельных" сигар. На вид и вкус те сигары вовсе не казались поддельными, так их называли сами хуторяне. Где-то, в другой деревне, втайне искусно готовили капустный лист, крутили из него сигары и перевозили товар на Гнилой Хутор. Здесь клеили коробки, раскладывали по ним товар и переправляли дальше, в Москву, самым известным табачным торговцам, которые выдавали тайный российский продукт за привозной, заморский.
В Старино хуторян не уважали, но частенько приходили к ним с поклоном: хуторяне наладили у себя самогонное дело. Сивуху они гнали жестокую и дешевую, так что покупателей всегда хватало.
В восемнадцатом опустела деревня Старино. Кто-то утек к Деникину, многих убедили в правоте новой власти красные комиссары, увели за собой. Гнилой Хутор и тут показал шалопутный свой нрав: жители его оказались среди мародерского отребья, у зеленых. Собрал тот мародерский отряд в сотню сабель явившийся из столицы студент-анархист Сташинский. Недолго погуляло его воинство по губернии, пропало вскоре - и прошли слухи, что отряд Сташинского не то порублен был в лесу в ночном бою белоказаками, не то в чистом поле среди бела дня расстрелян пулеметчиками с трех красных тачанок...
- Вот и вся история, - подвел итог Николай, вернувшись к Марине и закрыв за собой дверь комнаты Бориса Матвеевича Хоружего.
Он отпер кабинет Верходеевой и заглянул внутрь. Там никаких чудес не произошло: стол начальницы с двумя телефонами и декоративной вазочкой не уступил места заросшей крапивою пустоши...
- Все сходится, - едва ли не с радостью в голове произнес Николай. - Минуло еще полвека и Гнилым Хутором стал НИИФЗЕП... Топор, намагниченный разбоем... Вот и земля... тоже намагнитилась. Понимаешь?
Марина хмуро посмотрела на Николая.
- Восемьсот лет сюда одних тунеядцев тянуло, что ж непонятного? _Зарядилась_ земля... человеческой нечистой силой.
- Выходит, не виновны все вы - Хоружий, Твертынина, ты вот... тихо проговорила Марина. - Раз гнилое место, раз намагнитилось тут все тунеядством и подлостью за восемьсот лет, значит что же, вы все чистенькие... наивные... без вины виноватые?.. Затянуло в водоворот ничего не поделаешь... Не устояли бедные против гипноза?..
Николай оторопел:
- А я что, оправдываюсь? Кто не без греха? Нашлась слабина в душе - вот и поймали... А может ты знаешь, как теперь справиться со "щучьим велением"?
- Не надо было подачки хватать...
- А вот вас-то, которые хоть не хватали... но помалкивали - вас-то что так мало оказалось?
Помолчали, невесело глядя друг на друга.
- Того бы старика спросить, - пришла к Николаю мысль. - Глаза у него... будто все понимал. Может, он знает... противоядие? Только бы пустили нас...
Николай толкнул дверь в первую комнату и радостно вздохнул: древняя пустошь оказалась на месте.
Старик не успел уйти далеко. Оставив Марину в дверях сарая, Николай кинулся его догонять.
- Дедушка, что делать теперь? - спросил он, переводя дух. - Этот Гнилой Хутор еще триста лет стоять будет. Столько еще народу... испортит... Как с ним справиться? Может, знаете?
- "Испортит", говоришь, - усмехнулся старик. - Чистую душу, крепкую не испортишь. Только хищную да пугливую... А что, Коляя боишься?
Окурошев опустил взгляд.
- Из должничков его? Поймал тебя силком?
- Поймал, - кивнул Николай.
- Поздно спохватился?
- Поздно...
Старик помолчал.
- Распахать бы место, да хлеб посеять - вот и вылетела бы из него вся нечистая сила.
- А что ж в ваше-то время не засеяли?
- Да поди догадайся сперва... - махнул рукой старик. - Это уж ты мне глаза раскрыл... Эк, триста лет - срок какой немалый... Надо-ть распахать. А кому нынче? Мор был в деревне... Да и на Гнилом Хуторе одни ямы да кочки нечистая намесила, чтоб не думали пахать... Куда ни кинь - всюду клин. Теперь уж при вас распахивать надо.
- Распашешь тут, - развел руками Николай. - В нашем времени на этом месте целый институт... ну, дом такой... величиной с крепость.
- Плохо дело, - качнул головой старик. - Вот бы детишек малых в твоем доме поселить. У них души ясные, с ними нечистой труднее справиться. Пусть ладят там что доброе, играют кто - в гончара, кто в кузнеца. Надоумить их надо на такую игру...
III.
Люди, пережившие несчастный случай, нередко совершенно забывают события, что предшествовали тяжелой травме. Иногда весь трагический день выскакивает из их памяти, а порой - даже более длительный фрагмент жизни... Нечто подобное произошло с большинством сотрудников института, даже с теми, кто не оказался свидетелем его исчезновения.
План Николая Окурошева, родившийся после разговора со стариком, удался на славу. Ему удалось подбросить начальству идею "семейного воскресника".
Директор института всем на удивление появился на воскреснике с внуками-первоклашками. Его детям перевалило за тридцать, и у них в тот день хватало своих забот. Поколение старшего дошкольного и младшего школьного возраста собралось почти полностью.
Весело было на Гнилом Хуторе в то воскресное утро. Пестро и элегантно разодетая толпа скопилась у корпуса, недавно перенесшего тяжелый капитальный ремонт. Толпа бойко вдыхала легкий осенний парок, шевелилась по-праздничному, по-спортивному и в пустом, бесплодном возбуждении дожидалась инструмента. Вокруг толпы шумным роем клубилась детвора. Ей позволяли шалить, но к торосам и грудам металлолома не подпускали.
Дождались наконец инструмента. Разобрали его весьма решительно, однако на этом рабочий запал вдруг весь и иссяк. И десятка минут не прошло, как, словно по замыслу загадочного вредителя, грабли и лопаты поотскакивали от своих черенков, а некоторые из черенков и вовсе переломились пополам, метла порассыпались. Благоустройство территории института застопорилось и превратилось в праздное шатание вокруг строительной площадки и дыбящихся железобетонных круч. Мужчины покуривали, придерживая подмышками кто черенок, кто металлическую основу своих инструментов, боязливо подступали к торосам, трогали их с краешку, но всерьез браться за них и не помышляли. Женщины присматривали за детьми.
А у тех трудовой задор только-только и разгорелся: они принялись собирать в кучки листву. Осень выдалась очень ранняя, и растительного мусора по институтским аллейкам накопилось уже достаточно. Малыши сопели, потели, набирали непомерные охапки и едва не ссорились из-за самых густых пятачков листопада, старались изо всех сил друг перед другом. Занятие увлекло их удивительно, словно новая, самая интересная игра. Дважды налетал короткий и резкий порыв ветра, и не ветер даже, а - смерч. Вихрем он разметывал уже собранные кучки листвы, но детвора не унывала, принималась за дело снова, с необыкновенным упорством.
