Говард Лавкрафт - «Если», 1997 № 02
В следующие дни они рассказывали Картеру о копях, на которые тот будто бы направлялся. Копей было не перечесть, ведь оникса требовалось очень и очень много: из него были возведены все города Инкванока, им торговали в Ринаре, Огротане и Келефаисе, его меняли на пользовавшиеся большим спросом товары из Трана, Иларнека и Кадатерона. Один рудник, громаднее всех остальных, располагался на крайнем севере, чуть ли не на границе холодной пустыни, существование которой люди Инкванока отказывались признавать; это из него добыли в незапамятные времена те глыбы оникса, о чьих потрясающих воображение размерах напоминали теперь зияющие пустоты в драгоценной породе. Кто вырубил те глыбы и куда их потом переправили, сказать было невозможно, однако при всем при том сочли за лучшее во избежание всякого рода неожиданностей и неприятностей оставить эти копи в покое. Моряки уверяли, что ныне там никто не появляется, за исключением воронья и легендарной птицы шантак. Картер призадумался, ему вспомнились древние предания, гласившие, что замок Великих на вершине неведомого Кадата — из оникса.
С каждым днем солнце вставало все ниже и ниже над горизонтом, а туманы становились все гуще. Затем солнце исчезло вообще, на целых две недели; корабль плыл сквозь колдовские сумерки, светло-серые днем и серебристые ночью. На двадцатый день плавания впереди показалась торчащая из моря скала — первый признак суши с тех пор, как пропал из виду Аран; Картер спросил капитана, как она называется, и услышал в ответ, что названия у нее нет и что ни одно судно не отваживается подойти к ней сколько-нибудь близко из-за звуков, что раздаются с наступлением темноты. Когда пали сумерки, от скалы, словно подтверждая слова капитана, донесся заунывный вой, и пассажир порадовался тому, что галера находится на достаточном удалении от гранитного острова. Матросы молились, пока корабль не отошел настолько, что вой стал не слышен по причине расстояния, а Картера в ту ночь мучали кошмары.
На второе утро на восточном горизонте замаячил горный кряж. Узрев его, моряки затянули веселую песню, некоторые опустились на колени и принялись молиться, и Картер понял, что галера приближается к Инкваноку и скоро пришвартуется к базальтовому причалу. К полудню стало возможным различить береговую линию, а три часа спустя на севере проступили из мглы похожие на луковицы купола и затейливые шпили ониксового города. Древний Инкванок производил весьма внушительное впечатление: черные с золотой инкрустацией стены домов, множество ворот, арки которых венчали бюсты божеств, исполненные столь же искусно, как и лик в склоне Нгранека, шестнадцатиугольная главная башня с балконом — как пояснили моряки, Храм Древних. Еще они прибавили, что верховный жрец этого храма изнемогает под бременем тайн, в которые посвящен. Инкрустация на стенах многооконных строений поражала воображение: замысловатые рисунки, конуса, пирамиды, прочие геометрические фигуры, пересечения, наложения, переплетения.
Время от времени над городом проплывал колокольный звон, которому всякий раз отвечали рога, виолы и сливавшиеся в хоре голоса. Треножники на галерее храма изрыгали пламя — жрецы, а заодно с ними и простые горожане, соблюдали правила, изложенные Великими на скрижалях, более древних, нежели Пинакотические манускрипты. Когда галера миновала базальтовый волнолом и вошла в гавань, послышался шум, обычный для портового города, и Картер увидел на набережной моряков, купцов и рабов. Моряки и купцы явно относились к тем, чей род вел свое начало от богов, а вот рабы, низкорослые и узкоглазые, по слухам, явились в Инкванок из долин за зловещим плато Ленг, то ли обогнув, то ли каким-то образом перевалив через поднебесный хребет. На длинных причалах вовсю торговали всякой всячиной.
Галера пристала. Команда быстро покинула ее и направилась в город. Улицы этого города были вымощены ониксом, некоторые из них отличались прямизной и широтой, прочие были извилистыми и узкими. Дома на набережной уступали высотой всем остальным, однако здесь висели над дверями золотые символы, означавшие, что дому покровительствует то или иное божество. Капитан галеры привел Картера в таверну, где собирались моряки со всего света, пообещал показать ему завтра достопримечательности сумеречного города и отвести в таверну рудокопов у северной стены. Наступил вечер, зажглись бронзовые светильники, моряки запели о далеких краях. Но когда зазвонил колокол храмовой башни, они перестали петь, склонили головы и молчали, пока не стихло последнее эхо. В сумеречном городе Инкванок — свои обычаи, и нарушать их никто не собирался, опасаясь скорого и ужасного возмездия.
Картер окинул взглядом залу — и вздрогнул: в укромном уголке притаился в тени тот самый купец из Дайлат-Лина, кто, если верить молве, торговал с жителями зловещего плато Ленг, которого чураются все здравомыслящие люди; да, купец, якобы имевший дело с верховным жрецом, чье лицо скрывает желтая шелковая вуаль, обитающим в одиночестве в доисторическом скальном монастыре. Этот купец искоса поглядывал на Картера, когда тот расспрашивал дайлатлинцев о холодной пустыне и неведомом Кадате; его присутствие в сумеречном Инкваноке, столь близко от чудес севера, порождало в душе смутную тревогу. Картер хотел было заговорить с ним, но тот ухитрился незаметно
ускользнуть. Кто-то из моряков позднее сообщил Картеру, что купец появился в городе с караваном яков, привез огромные и очень приятные на вкус яйца легендарной птицы шантак, которые, судя по всему, намеревался обменять на яшмовые кубки из Иларнека.
Наутро капитан галеры привел Картера к храму, что располагался, вместе с обнесенным стеной садом, на просторной площади, от которой, подобно спицам в колесе, разбегались во все стороны улицы. Семь ворот сада — арки с резными ликами богов — никогда не запирались, и каждый, кому хотелось, мог побродить среди деревьев по дорожкам, вдоль которых расставлены были пьедесталы с бюстами, заглянуть в скромные святилища мелких божеств. Когда звенел колокол, из семи сторожек у семи ворот звучали рога, виолы и человеческие голоса, а из семи дверей храма выступали семь процессий — жрецы в масках и черных плащах с капюшонами, державшие перед собой, на расстоянии вытянутой руки, золотые чаши, над которыми курились дымки. Шагали они весьма странно: не сгибая ног в коленях, постепенно выстраивались в одну длинную колонну, направлялись к семи сторожкам, вновь разделялись, заходили внутрь — и пропадали. Кое-кто утверждал, что сторожки соединены с храмом подземными коридорами, по которым возвращаются жрецы; правда, уверяли также, что ониксовые ступеньки уводят из сторожек в земные недра, к непостижимым тайнам, но лишь немногие отваживались намекать, что жрецы в масках — вовсе не люди.
