Мария Галина - Экспедиция
Кристина тоже спала, лицо у нее было такое бледное и застывшее, что я перепугалась, но, присмотревшись, увидела, что она дышит — потихоньку, но она вообще из тех людей, которые все делают потихоньку. Вот ее уж точно будить не следовало, потому что она вспомнит о боли сразу как проснется.
Я грелась у призрачного костерка, который давал больше дыма, чем пламени, и опять раздумывала над причинами и побуждениями, из-за которых я втянулась в эту авантюру. Понятно, что о том, чего не изменишь, и думать не стоит — что есть, то есть, но почему-то всегда тем не менее пытаешься переиграть ситуацию, словно те бесчисленные варианты, которые крутятся в голове, имеют какое-то отношение к реальности. При этом неосуществимые в принципе или упущенные возможности расцвечиваются чудными цветами радуги да еще и возникает острая тоска по привычному укладу — как будто дома последнее время я жила в тепле и холе, ожидая от завтрашнего дня одно лишь хорошее.
Я вовремя засекла эту психологическую ловушку и не дала себе забраться в нее основательно и позволить ей захлопнуться; и тут как раз начали просыпаться остальные — кроме Кристинки, которую, видимо, крепко уложило вчерашнее сочетание снотворного с коньяком. Томас тоже подошел к костру и занялся котелком, в котором мы кипятили воду, — он уже сходил к ручью и теперь устанавливал котелок над огнем.
— Хоть попьем чего-нибудь горячего, — сказал он.
— Слушай, она до сих пор спит. Сколько ты ей вкатил?
— Ты понимаешь, — сказал он, — я так рассчитал, что лучше бы ей поспать. Первый шок за это время пройдет, а значит, меньше шансов, что возникнут какие-то осложнения.
— Ну не может же она проспать всю дорогу?
— Почему? — говорит он. — Я перед отправкой ее еще накачаю. Конечно, какие-то неприятные ощущения у нее будут, но она их не будет осознавать так уж четко, да и забудет все скорее.
— Ты действительно полагаешь, что ее довезут обратно?
— Что значит — полагаю? — сказал он. — Если сегодня мимо нас эта автоколонна пройдет и там будут те люди, на которых я рассчитываю, ее довезут наверняка.
— Томас, — говорю, — зря ты так уверен. Ведь она им — обуза. Лишний груз. Так же, как и для нас, собственно, но у нас есть по отношению к ней какие-то обязательства, а у них ничего такого нету. Они с ней возиться не станут.
— Я могу дать тебе слово, — сказал он, — но какой в этом толк? Ты что тогда, больше поверишь?
— Не знаю, — говорю. — Ума не приложу. Понимаешь, мне очень бы хотелось надеяться, что все будет в порядке, но ведь я просто не могу не думать о других возможностях.
Он сказал:
— Ты же сама понимаешь: она благополучно доберется, если вся колонна благополучно доберется, конечно, и за второе я уже не могу поручиться. Но, по крайней мере, в том, что с ней будет все в порядке, у меня больше уверенности. Если честно, то у меня не слишком утешительные прогнозы в другой области.
— Ты что имеешь в виду? — спросила я для порядка, потому что отлично знала, что он на самом деле имел в виду.
— Нас, конечно. — Он вздохнул. — Я имею в виду нас. Потому что мы сейчас болтаемся примерно на границе двух округов, и нам еще надо отсюда как-то выбираться. А у нас нет машины и оружия тоже нет.
— Может, не стоит зарекаться, потому что Герка мог с собой что-то прихватить, или Игорь. Просто на всякий случай.
— В принципе — да, — говорит он. — А ты?
— Нет. Я — нет.
— А почему, интересно?
— Томас, — говорю. — Я не охотник, а жертва. Заяц. Зайца ведь спасает то, что он отовсюду все время ожидает опасности. А если у меня было бы оружие, это чувство опасности притупилось бы. И я могла бы по неосторожности попасть в такую ситуацию, которой иначе постаралась бы просто избежать. Потому что, когда у человека оружие, он начинает вести себя увереннее — наглее, во всяком случае, — и оттого больше шансов, что он нарвется на какую-нибудь неприятность. Я любую систему самозащиты имею в виду — каратэ там, кунг-фу какое-нибудь. Да и без толку все это. У меня еще и реакция замедленная.
— Да, — сказал он, — про это я уже слышал. Что ты с ней так носишься, с этой твоей замедленной реакцией?
— Да ничего я не ношусь. По-моему, лучше заранее предупредить. А то, что я так прямо и мужественно говорю о своих недостатках, — так это я просто изживаю свои комплексы.
— Господи, как мне надоели все эти сложности, — говорит он.
— Попей лучше чаю, пока горячий.
Тут проснулись Герка с Игорем. Герка был в порядке — просто злой и встрепанный, а Игорь до сих пор выглядел так, словно он двигался во сне. Взгляд у него был мутный и какой-то расфокусированный. Может, потому, что во время этого катаклизма он расколотил свои очки.
— Попей чаю, — говорю. — Ты, сомнамбула.
— Что-то мне паршиво, — ответил он вяло.
— Тебе, по крайней мере, сегодня надо весь день лежать. До вечера.
— Да, — ответил он, — но лежать так холодно…
— Слушай, Томас, — говорит Герка, — а если он так и не оклемается? Что нам тогда делать? Как идти?
— Да я вам говорю, все в порядке, — беспокойно сказал Игорь.
— Нам тут героев не нужно, — говорит Герка.
— Действительно, — говорю. — Зачем нам герои? По крайней мере, несколько.
— А ты не лезь, — это Герка уже мне.
— Герка, — я старалась говорить спокойно, потому что спорить и пререкаться мне, при моей патологической трусости, было противно. — Это не спортивный маршрут. Мы тут не идем ни на какую категорию и ни на какую скорость — мы тащимся все вместе, как идиоты, потому что все вместе, как идиоты, на это согласились. Но мы не договаривались, что кто-то один будет решать за всех.
А на самом деле я всегда мечтала, чтобы за всех, во всяком случае за меня, решал кто-то один. Я имею в виду — не я сама. Но Герка, похоже, из тех лидеров, для которых цель важнее процесса. А вот как раз для этого время сейчас неподходящее.
— Что ты предлагаешь? — говорит Томас.
— Почему бы его не отправить обратно с твоими драйверами? Вместе с Кристиной? Он за ней, заодно, и присмотрит.
— Пусть он сам решит, — ответил Томас.
— И решать нечего, — уперся Игорь. — Никуда я не поеду.
— Решение за тобой, — говорю, — но ты все-таки подумай хорошенько. Может, тебе действительно очень плохо, а тебе неудобно нас оставлять? Видишь, никто на тебя обижаться не будет, он, Герка, сам предлагает.
— Он это предлагает просто потому, что я его раздражаю, — ответил Игорь.
К сожалению, боюсь, что это правда. Игорь раздражает Герку постоянно, а сейчас — еще больше — своей беспомощностью. Его вообще раздражает все, что задерживает, все, что становится обузой, сбивает с цели и путается под ногами. Я его тоже раздражаю. Но сейчас я здорова. Кристина его тоже раздражает, но в данный момент на нее срываться не по-людски. Остался Игорь, который не настолько пострадал, чтобы Герка сдерживался, щадя его чувства. Он не стайер, Герман, он спринтер, и ему нужно, чтобы все получалось быстро — пусть с трудностями, с которыми он мог и умел справляться, но быстро. Ему нужно видеть цель. А тут эта цель расплылась и отодвинулась в какое-то неопределенное будущее.
