Север Гансовский - Инстинкт? (сборник)
— Трудно ответить. — Я задумался. — Это еще надо понять.
— Ну все-таки?
Я помедлил, затем спросил, известны ли ей такие понятия, как «разум», «инстинкт» и различие между ними. Дело в том, что я-то знал звучание этих слов на иакатском, но не был уверен, что девушка настолько осведомлена в родном языке.
Материал, записанный модулем, резко делился на две части — пожалуй, мне надо было сказать об этом раньше. Во-первых, обычная речь иакатов. Простые и понятные разговоры о простых и понятных вещах: обедал — не обедал, общие знакомые, погода. Словарь чрезвычайно беден и вовсе лишен универсалий. Могут сказать «голубой», но слово «голубизна» отсутствует. Есть «справедливый», но понятия «справедливость» в этой части записей нет. Так же, как и «разум», «мысль». Причем универсалии отсутствуют не только в качестве обобщений жизненного опыта, но и как оценочные категории, показывающие различие между идеалом и данным явлением, говорящие о несовершенстве жизни. Иными словами, ограниченный, нищий язык людей, всем вокруг довольных, не только не ждущих перемен, но и не желающих.
Такова одна часть записей. Но РМ в течение полумесяца облетал планету и зафиксировал второй языковый пласт, записанный с того же места на Иакате. Здесь текста было гораздо меньше, но расшифровать его оказалось нелегко. То не было общение двух или нескольких собеседников. Кто-то монотонно читал вслух короткие отрывки из книг или других записей, знакомя с ними второго наката. Никакого обсуждения. Пауза — и новый отрывок, чаще всего не связанный с тем, что читалось раньше. Иногда то были отрывки одного какого-то труда, иногда разных. Целый ряд фраз и абзацев, имеющих, видимо, отношение к технике и точным наукам, как физика, биология, вообще не удалось расшифровать и понять. Легче справились с гуманитарными — с философией, историей, социологией. Но маленькие выдержки не давали общего представления ни о прошлом, ни о настоящем Иакаты. Лишь дважды модуль записал названия тех трудов, откуда читалось. Одно было «Последние цветы», и речь там шла об исчезающих цветах. Второе — «Бессилие математики», из которого я запомнил целый отрывок. «Мозг существует как материальный объект в физическом пространстве, а разум нет. Загадка, как они соединены, решается…» Нам тоже было бы интересно узнать, как она решается, но тут чтец отложил в сторону «Бессилие» и взялся за другой опус. Вообще читалось только по две-три фразы. Но язык здесь был бесконечно богаче уличного. Оттуда и попали в составленные в институте иакатско-русский и русско-иакатский словари абстрактные понятия.
Общаясь полсуток с Вьюрой, я убедился, что ей известен целый ряд терминов этой второй части записей. Некоторые она имела в активе и кстати пускала в ход.
Тогда ночью она не тотчас ответила на мой вопрос об инстинкте и разуме. Вообще стала грустна и невнимательна.
— Инстинкт?… Что-то такое я слышала.
— Заложенная в генах система поведения, — пояснил я. — Животные, то есть не люди, в основном руководствуются инстинктом, не разумом. А человек наоборот. У, меня впечатление, что какая-то часть деятельности иакатского человечества — причем более значительная, чем на Земле, — обеспечивается как раз требованиями инстинкта.
— А чем человек отличается?… Нет, подождите, сама вспомню… Человек что-то изготовил и тем, что у него получилось, изготовляет следующее. А нелюдь не может.
Это последнее существительное получалось у нее с ударением на втором слоге. Не как у нас ругательное «нелюдь», а мягкое, даже ласковое «нелюдь», вызывающее в воображении маленького покрытого шерстью грациозного зверька.
— Да, — согласился я. — Человек изготовляет орудия труда и пользуется ими. Самые блистательные или, во всяком случае, наиболее удобные для обозрения наши успехи — техника. Однако животные тоже находят в природе какие-то орудия и употребляют их для удовлетворения своих нужд. Но то, что более всего отличает человека от животного, лежит не в материальной, а в духовной сфере. Разум.
Далее я заговорил о том, что человеку свойственны свобода воли и свобода выбора, очень важная способность различать добро и зло, которая, хотя люди могут по-разному понимать и то и другое, все-таки присутствует в каждом нашем решении. О том, что человеку присуще желание увидеть смысл и логику в окружающей его действительности, объяснить себе мир в целом, ощутить его гармонию, понять самого себя и свое место во Вселенной. Прибавил к этому, что сама проблема смысла жизни, волнующая человека, говорит о его попытках проникнуть за пределы того опыта, какой дает нам наше сравнительно краткое существование, что наши духовные идеалы превосходят средний уровень наших же обычных переживаний, что порой мы осознаем себя участниками таких ситуаций, которые выше, шире познанного нами материального мира и не могут быть целиком различимы за время нашего индивидуального проживания на земле.
В идеале разум, закончил я, есть способность видеть связи между прошлым, настоящим и предполагаемым будущим, между самыми разнообразными, постоянно меняющимися феноменами бытия, видеть и оценивать все это применительно к нуждам близких, далеких, вообще незнакомых людей, к проблемам человечества и даже Галактической Лиги, предпринимая на основании этих оценок свои действия хоть в большом, хоть в малом масштабах.
Не могу сказать, чтобы Вьюра слушала эту вторую речь с той же заинтересованностью, что и первую. Часто отворачивалась от меня, глядя на море, на звездное небо или скалы. Что-то ее мучило.
Я замолчал. Серебряная дорожка на гладкой воде успела сократиться, исчезнуть. Луна стояла теперь над нашими головами.
— Ну ладно, — сказала девушка. — Кажется, я все поняла. Вы живете лучше, чем мы… Пожалуй, пора отдыхать. Спасибо.
Несколько обескураженный ее внезапной холодностью, я помог ей устроить между камнями ложе из водорослей, а сам лег ближе к берегу на теплый песок.
Когда в НИИОПБК мы знакомились со второй частью переданных модулем записей, мнение было таково, что читаем тексты, принадлежащие не предкам современных иакатов, а другой цивилизации. Может быть, пришельцам из космоса. И Вьюра этой гипотезы не разрушила. Да, умеет хорошо формулировать мысли. Но скорее любопытна, чем любознательна — до тех отрывков из книг, что записал РМ, ей далеко. Когда я говорил о конкретном, слушала, как ребенок сказку. При обобщениях заскучала. Выводов никаких от нее не услышал.
Думая об этом, я заснул и через некоторое время был разбужен резким неприятным чувством.
Тишина. Темная поверхность моря, синеватые плоскости скал.
А надо мной девушка с занесенным ножом-ятаганом. Склонившаяся к горизонту луна светила ей в лицо — напряженный взгляд, закушенные губы.
