Джулия Джонс - Ученик пекаря (Книга Слов - 1)
Крупнейшие города юга - Рорн, Марльс и Тулей - придерживаются той же веры, что и Вальдис, но трактуют ее догматы более вольно. Посему Вальдис намерен объявить себя духовным властителем юга и уже поговаривает о реформации, что чревато бедой.
Да, беды не избежать. Бевлин предвидел раздор. Не ирония ли в том, что рыцари, которые своей алчностью, смешанной с религиозным пылом, того и гляди заварят большую войну, отрядили одного из своей среды на поиски мальчика, который эту войну прекратит! То, что они послали сюда Таула, руководствуясь наживой, а не стремлением свершить доброе дело, как нельзя лучше совпадает с пророчеством Марода: "Когда благородные мужи позабудут о чести".
Бевлин тяжело вздохнул, видя жестокие испытания впереди. Молодой рыцарь сидел тихо, погруженный в раздумье. Что-то в его позе, в его завороженности огнем глубоко тронуло мудреца. Рыцарь пытался одолеть какую-то душевную муку: каждый мускул его лица, каждое дыхание, слетавшее с его губ, свидетельствовали об этом. Бевлин мысленно дал зарок никогда не говорить Таулу об истинной причине, побудившей Вальдис послать его сюда.
- Итак, друг мой, - сказал Бевлин, - каково твое решение? Поможешь ли ты мне найти мальчика?
- Иного решения и быть не могло. - В голубых глазах Таула читалась покорность долгу. - Я исполню все, как ты велишь.
Баралис вошел в покои короля Лескета. Там собрались все участники охоты в одеждах, еще орошенных кровью вепря. Королева сидела у ложа короля, и тревога исказила ее лик, обычно холодный и надменный. Лекарь резал камзол короля, чтобы обнажить плечо, бормоча при этом подобающие молитвы.
- Что случилось? - спросил Баралис.
- Короля ранило стрелой. - Карвелл не поднимал глаз, словно чувствовал какую-то вину и за собой.
- Кто посмел совершить такое? - воскликнул Баралис с хорошо разыгранной нотой негодующего изумления. - Где эта стрела? Вы ее разглядели?
- Мейбор вынул ее, - ответил Карвелл.
- Да, это верно, - ступил вперед Мейбор, - но я в смятении отшвырнул ее прочь. - Он встретился глазами с Баралисом.
- Вы поступили неразумно, Мейбор. - Баралис обвел взглядом остальных. - А что, если стрела оказалась бы зазубренной? Вы причинили бы королю еще худший вред, удаляя ее.
Лорды отозвались одобрительным гулом, а в глазах Мейбора сверкнула ненависть.
- Почем вы знаете - может, стрела и впрямь была зазубрена? - спросил он, и все затихли, ожидая ответа Баралиса.
- Я узнал об этом, как только увидел рану короля, - зазубренная стрела не могла бы ее нанести. - Присутствующие закивали, вынужденные согласиться с этим. Баралис дал себе слово когда-нибудь разделаться с Мейбором слишком опасно иметь такого сообщника. Более того, Баралис начинал подозревать, что Мейбор уже сожалеет об их сговоре. "Что ж, у меня в рукаве есть одна карта, о которой ты не знаешь, Мейбор, - подумал Баралис, - и сейчас я разыграю ее".
- Кто-нибудь еще видел стрелу? - спросил он тихо, чтобы заставить всех прислушаться к себе.
- Я видел, ваша милость, - сказал, выступив вперед, один из псарей. Лицо Мейбора сделалось пепельным.
- Кто ты? - Баралис прекрасно знал, кто он, - пару дней назад он заплатил этому человеку десять золотых, чтобы тот разыграл свою роль в нынешнем маленьком представлении.
- Я Хист, королевский псарь.
- И что же ты видел, Хист?
- Я не совсем уверен, ваша милость, но мне кажется, что на древке была двойная зарубка.
Мейбор протестующе вскинул руку, желая что-то сказать, но Баралис ему не позволил.
- Двойная зарубка! - вскричал он. - Мы все знаем, что хальки метят так свои стрелы.
Собравшиеся разразились криками:
- Хальки, проклятые изменники! Хальки подстрелили нашего короля!
- К дьяволу мир у Рог-Моста, - вставил Баралис.
- Отмщение!
Баралис счел, что время пришло.
- Объявим им войну! - вскричал он.
- Война! - взревели все в один голос.
Глава 2
- Нет, Боджер. Есть только один способ узнать, страстная женщина или нет, и узнается это не по величине ее титек. - Грифт откинулся к стене и заложил руки за голову с видом человека, готового поделиться сокровенным знанием.
- А как же тогда, Грифт? - Боджер придвинулся поближе с видом человека, готового внимать словам мудрости.
- По волосам на теле, Боджер. Чем баба волосатее, тем она горячее. Возьми старую вдову Харпит. У нее руки косматые, как козлиная задница, зато и в пылкости с ней никто не сравнится.
- Да на нее ж без слез не взглянешь, Грифт. У нее усы гуще, чем у меня.
- Вот именно, Боджер! Как раз поэтому мужик, с которым она ляжет в постель, должен почитать себя счастливым. - Грифт с озорной улыбкой сделал большой глоток эля. - А твоя Нелли - она как, волосатая?
- У моей Нелли ручки гладенькие, точно свежевзбитое масло.
- Ну тогда, Боджер, тебе на многое рассчитывать не приходится!
Оба весело расхохотались. Грифт наполнил чаши, и приятели на время умолкли, в блаженной тишине попивая эль. Ничего они так не любили, как, придя с холода после утреннего караула, посидеть над чашей с элем и почесать языком о зазорных делах. Не прочь они были и посплетничать.
- Слышь, Грифт, ночью я облегчался в фигурном саду и слышал, как лорд Мейбор лаялся со своей дочкой. Он даже оплеуху ей закатил.
- Мейбор уже не тот, каким был. С тех самых пор как началась эта проклятая война с хальками, он стал вспыльчив что твой порох - никогда не знаешь, что он сейчас выкинет. - Собутыльники обернулись на звук шагов. - А вот и юный Джек. Хочешь глоточек эля, парень?
- Не могу, Боджер, некогда.
- Если ты на свидание наладился, парень, - сказал Грифт, - стряхни сперва муку с волос.
- Это я нарочно, Грифт, - усмехнулся Джек. - Пусть девушки думают, что я седой и старый, вот как ты!
Ответа Джек не стал дожидаться. Он шел к Баралису и, как обычно, опаздывал. В последнее время королевский советник задерживал его подолгу, и Джеку часто приходилось переписывать до раннего утра. Он предполагал, что библиотеку, над которой он корпел, скоро надо будет вернуть законному владельцу, - вот Баралис и торопится переписать что осталось, вплоть до последней страницы. Так что Джек теперь днем пек, а по ночам писал. Для отдыха времени почти не оставалось, и несколько раз он чуть было не заснул за своим пюпитром.
Но он уже набил руку, и переписка давалась ему полегче. Прежде за день он едва одолевал страницу, а теперь мог справиться с десятью.
Появилась у Джека и греховная тайна. Теперь он мог прочесть каждое слово, которое переписывал. Пять зим прошло с тех пор, как Баралис подрядил его в качестве "слепого" писца но за это время "слепой" прозрел.
Прозревать он начал по прошествии трех лун. Джек начади различать знакомые слова и знаки. Но решительный перелом произошел год спустя, когда Баралис дал ему переписывать книгу с изображениями разных животных. Под каждым рисунком имелась подпись. Многих животных Джек знал: летучую мышь, обыкновенную мышь, медведя. До него стало доходить, что буквы под рисунками обозначают названия животных, и постепенно он научился разбирать простые слова - названия зверей, птиц и цветов.