Валерий Белоусов - Витязи из Наркомпроса
— Пиво пили! — опередил Бекренева проклятый служитель культа. И ведь прав, долгогривый! Действительно, пили — хорошо, что хоть про водку умолчал.
— Ну вот что! — грозным певучим голоском строго сказала Наташа. — Вы, товарищ Бекренев («Она помнит! Она меня помнит!») отправляйтесь в…
— Никуда я не пойду. — спокойно и доброжелательно отрезал ей Бекренев. — Пока я не получу письменного приказа, в части меня касающегося…
— Но ведь вы сами слышали своими ушами приказ…, — растерянно пролепетала Наташа.
— Угу. — кивнул Бекренев. — А вот те, кого мы поверять поедем, ничего НЕ слышали. И вообще следует торопиться медленно, поспешая умеренно, потому как никогда не следует спешить исполнять — а не то глядишь, и отменят!
— И ведь прав, абсолютно, сей премудрый совет…, — благодушно поддержал его товарищ Охломеенко. — Командировочные удостоверения нам получить надо? Это раз. Командировочные и прогонные денежки получить надо? Это два. А ни канцелярия, ни бухгалтерия без приказа нам ничего из сего не отпустят… Это три. Но, дщерь моя, ты бы к начальству за приказом не спешила. Оно ведь тоже не без ума! Чем больше бумаги, тем чище афедрон! Так что для начала ты составь план проведения инспекции, расчет сил и средств, схему и график проезда… Да и отчет по командировке уж заодно напиши, оставив чистые места, чтобы на месте вписать туда конкретные имена злодеев… И с начальством оный отчет согласуй. И вообще. Утро вечера мудренее.
— «А ведь поп-то совсем не прост!» — тепло подумал Бекренев. Савва Игнатьевич вдруг чем-то живо напомнил ему их полкового батюшку, отца Сергия, который не раз, вспомнив бурсацкую молодость, подбирал рукава рясы и, огласив рот не божественным призывом, а солдатским «Ура!» бросался вместе с полком в рукопашную, направо и налево усердно крестя австрияков обмотанной вокруг пудового кулака цепью с наперсным крестом. Конечно, такие поступки официально не приветствовались, но после боя командир, смахнув с седого уса слезу умиления, помнится, тогда крепко обнимал батюшку и говорил: «Ну, батюшка, ты и даешь! Буду тебя к ордену представлять». Но креста иного, чем наперсного, священнику не полагалось, и духовное начальство даже попеняло отцу Сергию за участие в смертоубийстве. Тогда, рассудив, что уничтожение проволочных заграждений — не убийство и его сану отнюдь не противоречит, отец Сергий, обрядив смельчаков-охотников, вызвавшихся идти вместе с ним, в белые похоронные саваны — дело было зимой — повел их под покровом ночи к вражеской позиции. Проволочные заграждения были разрезаны, и полк провел успешную лихую атаку.
Жалко батюшку… Оставшийся добровольно при эвакуации в Новороссийске в лазарете вместе с беспомощными ранеными офицерами, он так и не сумел спасти их от мести большевиков. Красные чеченцы искололи его штыками, потом еще живому, отпилили ручной лучковой пилой голову и долго носили её, глумясь, по улицам города на палке…
… Прикрыв глаза рядышком с мирно задремавшим батюшкой, Бекренев мучительно размышлял над сложившейся ситуацией.
Нет, то, что описано в письме несчастной девочки, бесспорно было правдой: зачем кому-то чернуху разбрасывать? В этом-то он ни на миг не усомнился. Да сам Бекренев мог бы много чего порассказать из своего горького тюремного да лагерного быта… Гораздо более страшного.
Да, письмо правдивое, но…
Первое. Как оно попало в Наркомпрос? Не по почте же его прислали? Бекренев с усмешкой вспомнил «долгий ящик», висевший на столбе в КемьперЛАГе, который судя по грозной надписи мог вскрыть только прокурор, надзирающий за исполнением наказаний. Вот приехал барин… Выпил, сытно закусил с орлами Бермана, проверил цельность печатей, открыл ящик… И на глазах серого строя зэ-ка швырнул все письма и жалобы в костер. А потом снова повесил на столб собственноручно опечатанный ящик для жалоб…
Нет, это письмо кто-то специально из «детской» зоны передал. Но вот кто и зачем?
Второе. Из-за чего такая неадекватная реакция? Комиссия отца Дионисия… Обычно, получив жалобу, её отправляли с сопроводительным письмом в тот же орган, на который жаловался заявитель, и все дела… А тут вот эдак… Так кому и зачем это всё нужно? Задумаешься тут поневоле… Но ведь в принципе всё так удачно складывается… Только вот Она… Эх, эх…
3.«Помощник смерти я плохой,
И подпись, понимаете, моя
Суровым росчерком чужие смерти не скрепляла,
Гвоздем для гроба не была.
Но я любил пугать своих питомцев на допросе,
Чтобы дрожали их глаза!
Я подданных до ужаса, бывало, доводил
Сухим отчетливым допросом.
Когда он мысленно с семьей прощался
И уж видал себя в гробу,
Я говорил отменно — сухо:
„Гражданин, свободны вы и можете идти.“
И он, как заяц, отскочив, шепча
Невнятно, мял губами,
Ко дверям пятился и с лестницы стремглав, себе не веря,
Бежал…»
Отец Савва приоткрыл голубые, как весенние небо, глаза, и внимательно посмотрел из-под лохматых бровей на упоенно, взахлеб читавшего стихи Сёму Розенбаума:
— Гм-м-м… Извините душевно, юноша, это вы сами сочинить изволили?
Сёма сокрушенно махнул рукой:
— Куда мне до такого… я только в нашу стенгазету к красным датам календаря и пишу! Это сам Велемир Хлебников. «Председатель чеки». Сильная вещь! Высокое искусство… Между прочим, основанная на реальных событиях, и посвящена председателю Харьковской Че-Ка Саенко…
Отец Савва от этих слов призажмурился, инстинктивно втянул голову в свои кривые плечи, словно прикрываясь от невидимого замаха, прошептал потрясенно:
— Саенко… Господи Боже мой! Спаси и Помилуй нас, грешных…
Бекренев заинтересованно вскинул пересеченный тонким шрамом подбородок, который доселе задумчиво упирал в грудь, чуть склонив голову, спросил участливо:
— Или знакомую фамилию услыхали, батюшка?
— Или… Или!
… В в харьковский концентрационный лагерь, на улице Чайковского, дом 5, о. Савва попал с одной стороны, совершенно случайно, а с другой стороны, абсолютно закономерно.
За что же о. Савва даже не ввергнут был, но добровольно отправился в узилище? Да вот, пришла из уезда казенная гумага: за пущание контрреволюционных агитаций подвергнуть превентивному аресту следующих лиц, проживающих в селе Филоненко Богодуховского уезда, а именно Дроздова Никанора Ивановича, 78 лет, хлебороба; Дроздову Зустю Григорьевну, 65 лет, домохозяйку; Дроздову Анастасию Никаноровну, 15 лет, чернорабочую… А больше никого в семье Дроздовых и не было, ибо старший большак ещё на Японской под каким-то Мукденом сгинул, а остальные детишки от глотошной померли.
