Глеб Голубев - Огненный пояс
— Ну, понес, — махнул рукой Михаил. — Давай ковыряй лучше дальше.
— Нет; мне определенно теперь нравится эта гипотеза, — сказал я, снова берясь за молоток. — Объявляю себя ее сторонником.
Фу-у-у — кажется, все. Можно разогнуть спину. И мешки, и ящики, и три рюкзака, в которых каждый из нас хранил неприкосновенный аварийный запас продуктов, забиты образцами. Хотя, будь моя воля, я захватил бы с собой весь остров.
— Порядок, — с сожалением сказал я, вытирая покривившийся ножик. — Слушайте, теперь надо проделать самую важную операцию.
— Это какую же? — с явным опасением спросил Базанов.
— Мы должны окрестить эту новорожденную землю. Одну минуточку!
Не давая им опомниться, я вскочил на рубку батискафа, спустился вниз и через минуту вылез на палубу с ракетницей в руке.
— По праву первооткрывателя нарекаю тебя островом Сергея Ветрова! — во все горло заорал я и трижды выпалил в облачное небо.
— Хватит. Ракеты могут пригодиться, — остановил меня Базанов.
Я и сам уже сообразил, что их следовало поберечь. Но может, как раз этот сигнал кто-нибудь заметит и поспешит к нам на выручку? Хотя при такой облачности…
Я спрыгнул на берег и подошел к товарищам.
— Остров имени Сергея Ветрова, а? Звучит неплохо.
— Угомонись и ложись спать. Глаза у тебя слипаются.
— А. вы?
— Я тоже скоро лягу. Нужно осмотреть батискаф и аккумуляторы подзарядить.
— Давайте вместе, Константин Игоревич. Работы нам предстояло немало. Верхняя рубка была украшена в нескольких местах глубокими вмятинами — видимо, в донном иле, обрушившемся на нас, попадались и обломки скал. Один иллюминатор покрылся трещинами, но воды не пропускал, в шахте было сухо.
Самые серьезные разрушения обвал причинил верхней палубе. Винты вертикального движения, как и опасался Базанов, оказались погнутыми, покореженными, лопасть у одного из них оторвало совсем. Оборвало, конечно, как паутину, все леера и погнуло стальные стойки. Сорвало антенну. Забило липкой грязью динамики акустической системы…
— Да, крепко тебе досталось, — угрюмо сказал Базанов, еще раз осматривая покореженную палубу с высоты рубки. Похоже, печальный вид повреждений причинял ему прямо-таки физическую боль. Но тут же он качнул головой, словно отгоняя мрачные мысли, и уже совсем другим, деловитым тоном сказал: — Ладно, глаза страшат, а руки делают. Первое, что нам надо, — это установить связь с «Богатырем». Они там переживают больше нашего.
— Антенна ведь сорвана.
— Пустяк. Ты в детстве змеи запускал когда-нибудь?
— Кажется. А что?
— Придется вспомнить детство и запустить в небо хорошего змея на проволоке. Вот и будет антенна. Да еще какая — хоть с Эйфелеву башню высотой.
Я восхищенно посмотрел на него. Но Базанов, словно не желая замечать моего восторга, полез в люк.
— Пошли. Начнем с передатчика.
Рация никак не хотела работать. Базанов бился с ней больше часа. Казалось, все было нормально: передатчик включался, загорались лампы — а связи нет.
— Чего он хочет? — бурчал Базанов, закурив сигаретку и задумчиво поглядывая на непокорный аппарат. — И наверняка пустяк какой-нибудь. Так, контактик где-то нарушился. Ладно, придется действовать испытанным способом…
Мы уже знали этот способ: разобрать все до винтика, а потом собрать.
Расстелив на полу кусок брезента, Базанов неторопливо и методично начал разбирать рацию.
Я решил помочь ему и потянулся за какой-то деталью. Но он решительно отвел в сторону мою руку.
— Нет уж! Видели, как ты мотор чистишь. А что такое непрошеная помощь, знаешь? Это просто помеха.
— А что же делать нам, командир? — взмолился я.
— Спать.
— Ладно. Только предпочитаю на воздухе. И на твердой земле, — подхватив спальный мешок, я направился к люку.
— Боишься, как бы твой островок не украли? — хмыкнул Базанов. — И ты, Мишель, отправляйся с ним, хватит возиться с пробирками, никуда они не денутся. Пойди поспи на свежем воздухе с Серегой.
— Я посплю, только здесь, Константин Игоревич. Нельзя прерывать наблюдения. Тут у меня одна идейка намечается…
— Идейки идейками, а все-таки приказываю спать. Мишка вздохнул, послушно лег на матрасик возле стенки, однако поставил, как я заметил, у себя под самым ухом будильник. Вот неугомонный парень! К чему такие подвиги?
А я… Базанов потом рассказывал о том, что увидел, выглянув из люка: я расстелил спальный мешок прямо на серых камнях «своего» острова, забрался в него, блаженно пробормотал:
— Тепленькая земля-то, — и тут же отчаянно захрапел…
9
«20 августа, 05.30. Координаты по-прежнему неизвестны. Рацию пока привести в порядок не удалось. Облачность сильная, без просветов, звезд не видно, определиться не удается…»
Это было бессовестно, но я проспал весь день. Смутно чувствовал, как меня несколько раз тормошили, но скоро оставляли в покое — значит, могли обойтись пока без меня. И я продолжал спать.
Открыл я глаза лишь тогда, когда почувствовал какой-то весьма аппетитный запах. Приоткрыл один глаз и увидел неподалеку горящий с победным гудением походный примус, а на нем большую кастрюлю. Вкусный запах, несомненно, шел из нее!
Возле кастрюли колдовал Константин Игоревич, а Мишка, присев на корточки, дергал и встряхивал меня, словно я был не современным Колумбом, а какой-то тряпичной куклой!
— Не делай мне искусственного дыхания, я не утонул, — сердито сказал я, садясь и отталкивая Мишку.
— Вовремя проснулся, — проворчал он, — а то я уже собирался тебе уши тереть. — И с восхищением добавил: — Ну и здоров ты спать! Целый день, как сурок, это же надо уметь, правда, Константин Игоревич?
Только теперь до меня дошло, что наступил в самом деле вечер, кругом темно. А ведь засыпал я, кажется, утром? Может быть, даже не сегодня утром?..
— Вставай, вставай, лежебока! — напал на меня командир. — Обед проспал, так хоть поужинай как следует.
— Проспал обед! Что же вы меня так плохо будили? — возмутился я, вскакивая и разминаясь.
— Мы его плохо будили! — фыркнул Михаил. — Да ты не проснулся, даже когда ракеты пускали.
— А зачем пускали ракеты?
— Самолет пролетал.
— Врешь, — я вопросительно посмотрел на командира. Константин Игоревич молча кивнул, наливая мне полную миску превосходнейшего горохового супа.
— Высоко шел, над облаками, — проговорил он, усаживаясь по-восточному возле гудевшего примуса.
— А рация? — спросил я.
— Рация пока бастует…
