Артем Гай - Дверь с той стороны (Сборник фантастических рассказов)
— Не это сейчас главное, Оноре.
Француз удивленно вскинул рыжие брови. Шьен тоже, кажется, в удивлении поднял к ним голову.
— Вот видите, мы с собакой удивлены.
— Как вы не поймете: так же легко, как всех этих людей, они могут уничтожить весь мир. Сейчас мне это стало совершенно ясно. Они сумасшедшие! Понимаете, Оноре, ваша вакцина снизит порог опасности войны до минимума. В их бредовых мозгах эта война станет просто более разрушительной, чем предыдущие…
— Ах, Жан, вы совсем не политик, оставьте!.. Сейчас моя основная забота вы.
— Нет, Оноре, поймите!.. Я уеду через сутки, ничего со мной не случится. А вот основной вопрос нужно будет решать вам одному.
— Оставьте это, Жан. Я решу правильно. Слово Максимилиана! Помните, вы мне сказали тогда, в машине, что говорить и делать — разные вещи?
— Ладно, Оноре, забудем. У нас тоже болтунов больше, чем можно вытерпеть. Вот и заводишься… Наверное, уже не выдерживаю жару. Иногда сам себя не узнаю…
— Нет, Жан, ты прав. Я не люблю эту страну. Но что бы ни говорил, я старался помочь этим людям, чем мог. Не во вред, конечно, основному…
— Да, Оноре. К тебе, может быть, все, что тогда говорил, относится меньше, чем к другим…
— И все же мне нужно разобраться самому. Слишком много и долго я был занят своей идеей. Наверное, это действительно одна из важнейших идей века. Но передо мной вдруг встал вопрос: зачем я уложил в гроб десять лучших лет своей жизни? Ради чего и кого? Это надо когда-нибудь выплеснуть из себя, Жан! Прости… Понимаешь, давно уже моя жизнь никому не нужна и не интересна. Как и большинство людей на земле, я существую неким функционером в жестком кругу обязанностей и догм. Должен был получить высшее образование, заложить фундамент карьеры, жениться на девушке из хорошей семьи, с хорошими деньгами… Все должен, должен! И относиться к этому должен был, как к должному, стремиться, любить… Зачем?! Никого не интересовало, что творится в моей душе. Каждый сострадательно и с радостью готов был гнуть ее и ломать…
Шьен вдруг вскочил и бросился к открытому окну. Его большое красивое тело замерло в напряженном внимании.
— Тихо! — неожиданно сухо произнес Оноре. — Жан, выключи свет. Очень странно.
Овечкин повиновался и, когда в комнате стало темно, спросил шепотом:
— Что странно?
— Если они вернутся. Это не по-африкански.
Глуховатый стук дизеля и отдаленные тревожные многоголосые шумы ночных джунглей затирали иные звуки. Но Шьен что-то слышал. Оноре метнулся к себе в комнату. Где-то рядом, в той стороне, где притаился спящий дом мсье Альбино, послышались голоса. Они приближались.
— Там наши ребята, — шепотом сказал Овечкин, угадывая, что Оноре снова в гостиной.
— Зажгите свет. — Оноре стоял у стены рядом с окном с пистолетом в руке.
— Э! Шеф Овэ, у вас все в порядке? — донесся голос Коммандана.
— Ваня, это мы! — крикнул Саня. — Комендант всех разбудил. В желтом свете, падавшем из окна, стоял Коммандан, «корреспондент»,
Саня и полицейский без ружья. Ружье, наверное, охранял у двери кто-то
из ребят.
— Нам сказали, что тут стреляли. — Коммандан был величествен при полном параде. «Корреспондент» в неизменной белой рубахе играл часами-браслетом.
Оноре зло рассмеялся:
— Идите спать, негры!
— Помолчите, медсен. Мы беспокоимся о шефе Овэ. Отвечаем за него.
— Продажная образина, запри как следует своего гостя, да последи за ним, а то с ним может случиться беда.
— Все шутите, Жиро, — оскалился «корреспондент».
— Время шуток кончилось, как тебя там. Они ушли.
— Спокойной ночи! — крикнул Саня.
— Спокойной ночи.
— Давайте и мы укладываться, — буркнул Оноре хмуро. Овечкин все же посидел под душем и лег, завернувшись в мокрую простыню, как всегда, но так и не смог крепко заснуть и на час, хотя остаток ночи прошел спокойно.
После завтрака Овечкин и Саня занялись делами строительства. Большой сложности в передаче не было, но, как во всяком деле, имелось множество мелочей, которые нередко и определяют его успешное и спокойное движение, которые необходимо учесть и не упустить новому человеку. Даже если он вроде бы в курсе этих дел. Ненадолго прервал их занятия «корреспондент». Он был необычно учтив. Предложил Овечкину место в своей машине, если он, конечно, собирается в столицу.
— А оставаться вам здесь опасно, — предостерег.
— Мы сами тут разберемся, — недружелюбно бросил Овечкин.
— Было бы предложено… — беспечно сказал «корреспондент», в очередной раз окидывая взглядом столовую и другие комнаты через распахнутые двери: беспорядок в «гостинице у Альбино» царил обычный, отнюдь не предотъездный. И оба — Овечкин и Саня — подумали, что именно это интересовало здесь «корреспондента».
Они смотрели, как он шел своей небрежной и вместе с тем пружинистой походкой по тропинке к амбулатории.
— Ну и тип…
Оноре стоял на невысоком бетонном крыльце, уперев руки в бока и свесив голову на грудь, а «корреспондент» — перед ним в конце тропы, смотрел снизу вверх и что-то говорил. Лица его не было видно, но по едва уловимым движениям крепкой спины и локтей сведенных на животе рук Овечкин и Саня почувствовали, насколько энергична была его речь. Потом Оноре поднял голову с криво ухмыляющимся ртом, и они отчетливо увидели, как он издевательски подмигнул «корреспонденту», неторопливо повернулся и ушел в дом, закрыв за собою дверь.
Овечкин даже во сне не хотел бы увидеть такое лицо, какое они увидели, когда «корреспондент» обернулся.
Через некоторое время впервые в «гостинице у Альбино» появился Оноре. Они пришли со Шьеном усталые, какие-то поникшие. Поздоровавшись, француз спросил с порога, когда они намерены уезжать.
— Завтра с восходом, — сказал удивленный и его визитом, и его вопросом Овечкин: ведь решение было принято при нем еще ночью.
— Лучше бы немедленно, Жан.
— Это невозможно, Оноре. — Овечкин указал на заваленный чертежами и бумагами стол.
— Жаль. Вуаля… — И они ушли.
Вечером, собрав чемодан, Овечкин вышел в гостиную. Там уже сидел Оноре
— Прощальный вечер, Жан. Посидим… — грустно улыбнулся француз. — Честно говоря, мне жаль расставаться с вами.
— Мне тоже, — искренне сказал Овечкин, забыв все разделявшее, отчуждавшее, раздражавшее их друг в друге длинные жаркие месяцы соседства.
— Глупо, наверное, но просто бросить здесь все и уехать с вами как-то не могу, — признался Оноре. — Хотя это было бы, конечно, самым разумным.
