Эрик Рассел - Ниточка к сердцу
– Сержант, - сказал он, протягивая свое предписание, - я пришел за барахлом.
Он оперся на барьер, раздался скрип, и барьер прогнулся посередине.
– Эй! - заорал я.
– Прошу прощения!
Он выпрямился. Барьер чувствовал себя куда устойчивее, когда Стоу стоял отдельно от него.
Я проштемпелевал его предписание, зашел на оружейный склад и взял для него лучевой пистолет с обоймой. Самые большие болотные лыжи для Венеры, какие я мог найти, были ему размеров на семь малы и на метр коротки, но ничего лучшего не было. Он получил еще банку универсального смазочного масла, жестянку графита, батарейку для микроволнового радиофона и, наконец, пачку таблеток с надписью: "Дар Корпорации ароматических трав с Планеты бракосочетаний".
Он сунул мне душистые таблетки со словами:
– Это возьми себе - меня от них тошнит.
Все остальное он не моргнув глазом собрал в охапку. Я в жизни не встречал такой невыразительной фиарономии.
И все-таки, когда он увидел скафандры, у него на лице появилось что-то вроде задумчивости. На стене висели, как слинявшие шкуры, тридцать земных скафандров и шесть шлемов с наплечниками для марсиан: им больше одной десятой атмосферы не требуется. Для Стоу не было ничего подходящего. Я не мог бы ничего ему подобрать, давке если бы от этого зависела моя жизнь. Это было все равно, что пытаться засунуть слона в консервную банку.
Он повернулся и легкими шагами потопал к себе - вы понимаете, что я хочу сказать? Он с такой легкостью владел своими тоннами, что я подумал: если ему вдруг вздумается побуйствовать, хорошо бы оказаться где-нибудь подальше. Не то чтобы я заметил в нем такую склонность - нет, он был настроен вполне дружелюбно, хотя и немного загадочно. Но меня поражала его спокойная уверенность в себе, его быстрые и бесшумные движения. Бесшумные - наверное, потому, что ботинки у него были подбиты дюймовым слоем губки.
"Маргаритка" не торопясь ползла себе в пустоте, а я все не спускал глаз с Эла Стоу. Да, мне было любопытно, что он за человек, потому что я таких еще не встречал, а мне всякие попадались. Он был по-прежнему необщителен, но всегда вежлив, дело свое делал аккуратно, быстро и вообще вполне удовлетворительно. Мак-Нолти он очень понравился, а наш капитан никогда не был склонен сразу лезть к новичкам целоваться.
На третий день Эл потряс марсиан. Все знают, что эти пучеглазые, почти не дышащие проныры с десятью щупальцами уже больше двух столетий как присосались к титулу чемпионов Солнечной системы по шахматам. Никто из жителей других планет не мог их положить на лопатки. Они были просто помешаны на шахматах - сколько раз я видел, как они, собравшись кучкой, переливались всеми цветами радуги от волнения, когда кто-нибудь после тридцати минут глубокого раздумья делал ход пешкой.
Как-то раз, сменившись с вахты, Эл все восемь часов отдыха просидел при одной десятой атмосферы в правом шлюзе. В переговорном устройстве долгие паузы сменялись дикими воплями и пронзительным чириканьем, как будто эти осьминоги там вместе с ним спятили. Когда дело подошло к концу, наши ремонтники были еле живы. Кажется, Эл согласился сыграть с Кли Янгом и загнал его в пат. А Кли на последнем чемпионате Солнечной системы занял шестое место и проиграл всего десять партий - и уж, конечно, только своим братьям-марсианам.
После этого ребята с красной планеты от него не отставали. Стоило ему смениться с вахты, как они его хватали и тащили в шлюз. На одиннадцатый день он сыграл с шестерыми сразу, две партии проиграл, три свел вничью и одну выиграл. Они решили, что он - какой-то феномен (по сравнению с жителями Земли, конечно). Зная их, я тоже так решил. И Мак-Нолти тоже. Тот даже в бортовой журнал занес этот результат.
Вы, наверное, помните, какой шум подняла аудиопресса в 2270 году по поводу "мужества мудрого Мак-Нолти"? Ну как же, ведь это стало космической легендой. Потом, когда мы благополучно вернулись, Мак-Нолти долго открещивался от всей этой славы и рассказывал, кому она должна принадлежать на самом деле. Но репортеры, как всегда, нашли себе оправдание. Капитаном-то был Мак-Нолти, сказали они. А потом у него очень подходящая фамилия - получается аллитерация. Похоже, что существует целая секта журналистов, которых хлебом не корми, только дай им аллитерацию.
А весь этот шум поднялся из-за обыкновенного летающего обломка - из-за него я даже поседел. Кусок железоникелевого метеорита, летевший себе не спеша мимо с обычной космической скоростью - вз-з-з-з! Орбита его лежала в плоскости эклиптики и пересекала наш курс под прямым углом.
Ну и наделал же он бед! Никогда я не думал, что маленький камешек может такое натворить. До сих пор у меня в ушах стоит свист воздуха, который вырывается наружу через эту рваную дыру.
Мы успели потерять порядочно воздуха, прежде чем автоматические двери закупорили аварийный отсек. Давление упало уже до шести десятых атмосферы, когда компрессоры остановили его падение и начали понемногу поднимать. Марсианам-то это было нипочем: для них и шесть десятых - все равно, что дышать густыми помоями.
В том закупоренном отсеке остался один механик. Другой спасся - он едва успел проскочить, когда дверь уже закрывалась. Но тот, думали мы, вытянул бумажку с крестиком. Скоро мы выбросим его через шлюз, как и многих его товарищей, которым довелось вот так закончить свой срок службы.
Парень, который успел выскочить, стоял, прислонившись к переборке, белый, как мел, когда появился Стоу. Челюсть у него так и ходила ходуном, а глаза светились, как лампы, но голос оставался спокойным.
– Выйди отсюда и задрай двери, - сказал он, отодвигая в сторону спасшегося механика. - Я его вытащу. Когда постучу, откройте и скорее впустите меня.
Мы задраили за собой герметическую дверь. Что он там делал, мы не видели, но индикаторная лампочка показала, что он отключил автоматику и открыл дверь в аварийный отсек. Через десять секунд лампочка погасла - та дверь снова была закрыта. Раздался сильный, торопливый стук. Мы открыли, и к нам в отсек ввалился Эл, держа в охапке бесчувственное тело механика. Он тащил его, как котенка, и с такой скоростью понесся по коридору, что мы испугались, как бы он с разгону не прошиб носовую броню.
Тем временем мы обнаружили, что наше дело дрянь. Отказали ракетные двигатели. Трубки Вентури были в порядке, и камеры сгорания тоже остались целы. Инжекторы работали великолепно -если качать топливо вручную. Горючего мы не потеряли ни капли, и корпус был невредим, если не считать этой рваной дыры. Но система управления зажиганием и впуском топлива вышла из строя - она находилась как раз в том отсеке, куда попал метеорит, и превратилась в кучу железного лома.
