Аскольд Шейкин - Тайна всех тайн
Концом светового пера Кастромов начал писать по поверхности экрананакопителя Информатора, оставляя на ней светящиеся слова - копию записи, которая сохранится на магнитных лентах и, даже если "Север" огненным метеоритом врежется в Землю, не утратится, будет прочитана.
Он писал: "Мой приказ самому себе. Путь, каким ты должен идти, - щедро жить для людей, Антар, быть, как был, коммунистом. И запомни: предать это мое решение - предать себя. Не предай же себя, Антар!"
- Отчет об опыте Венты вы послали Кириллу Петровичу? спросила Саблина, из-за плеча Кастромова глядя на экран: надпись медленно уплывала под верхний обрез.
- Нет, - ответил Кастромов.
- А вдруг это срочное?
- Возможно. Но теперь уже некогда. Автоматы пошлют.
- А рецензия?
- Этого будет достаточно. Мы испробуем формулы Венты на самих себе.
Держась за спинку кресла, Саблина обошла его и, кивнув в сторону экрана, виновато посмотрела в глаза Кастромову.
- Мне тоже надо так? Но я ведь плохая. Я с вами честно: я только о Леше думаю. Мне надо веселой, красивой остаться...
Она не успела договорить. Словно пушечным залпом встряхнуло воздух. Это открылся путь в операторскую излучению реакторов "Севера".
Рывком смяв панели Главного пульта, распоролась феррилитовая стена. Операторская стала частью гигантского - пределы его терялись во мраке - отсека реакторов. Их серебристые коконы, окруженные холодным зеленоватым свечением, нависли над Саблиной и Кастромовым. Но Кастромов понимал все это лишь несколько первых мгновений.
И тогда же было мгновение, в которое он видел Саблину, торопливо водившую световым пером по экрану-накопителю Информатора. "Ей тоже ведь трудно", - подумал он и вдруг удивился бессмысленности этих слов: он уже не помнил, в чем, как и кому было трудно...
Глава четвертая
СТОЯТЬ ДО КОНЦА
Операторская на корабле "Юг" (так же, впрочем, как и на всех других кораблях) состояла из двух зон: зоны работы и зоны отдыха. В зоне работы верхнюю часть передней стены и почти весь потолок занимал экран кругового обзора. Он был как бы широко распахнутым окном в космос. На нем мерцали звезды, матово светился раскаленный шар Солнца, восходили и закатывались пепельно-голубые диски Земли, Марса, Венеры... Всю нижнюю поверхность передней и боковых стен устилали приборные панели. Десятки шкал, сигнальных огней, светящихся надписей, переключателей, кнопок, овальных, круглых и квадратных экранов выстроились здесь в несколько ярусов. Все это вместе (включая сюда еще и два массивных командирских кресла из голубовато-золотистого феррилита) и было Главным пультом корабля.
Там, где кончались приборные панели, начиналась зона отдыха. Сидя в командирском кресле, ее нельзя было видеть. Взор человека не мог проникнуть сквозь пелену сиреневого марева, а за нею-то и располагалось пространство, которое на каждом корабле оказывалось своим особенным миром. На "Юге" здесь стояли широкий письменный стол на драконьих дубовых лапах, два мягких кожаных кресла, здесь был еще застекленный шкаф, золотящийся корешками книг, настольная лампа с зеленым абажуром, на стенах висели картины: пейзажи Армении, море в штормовую погоду. Тут царили тишина и покой.
Чтобы перейти из зоны работы в зону отдыха, почти не требовалось усилий. Всего лишь обычный шаг - и человек переносился в совсем другую обстановку.
Иногда бывало, что зона отдыха состояла из двух или даже трех отдельных "пространств" - по числу членов экипажа, но здесь, на "Юге", вкусы Кирилла Петровича и Пуримова сошлись целиком. Вернее, Новомир Пуримов безоговорочно присоединился к тому, что попросил создать для себя перед отлетом в космос Кирилл Петрович.
И вот теперь Кирилл Петрович сидел у этого стола с драконьими лапами и, словно карты в пасьянсе, рядами раскладывал сообщения автоматических станций.
Третья станция: "Волноводная зона стабильна".
Восьмая: "Волноводная зона стабильна".
Восемнадцатая...
Нет, нет, это сообщение потом. Оно выпадает из общего ряда.
Двадцать четвертая: "Волноводная зона стабильна".
Семьдесят пятая: "Волноводная зона стабилизована".
Стабилизована? Скажите пожалуйста! "Стабилизована" и "стабильна" - одно и то же, в общем. Потому и поразительна эта инициатива автоинформатора станции: ведь он только машина.
Кирилл Петрович покосился на индикатор ОЦУТа. Чтобы всегда быть к услугам, он находился на браслете рядом с кнопкой радиоключа. Глазок индикатора тускло желтел. Это значило: с настоящим отдыхом можно еще подождать, но сделать небольшой перерыв обязательно. Где ж эти сообщения от рабочих групп? Вот они!
Группа "Север": "В районе Восемнадцатой автоматической станции волноводными зонами создано недопустимо плотное затеняющее поле. Образовалось пространство с особым космическим климатом. Со временем его влияние на атмосферу Земли примет такие размеры..."
Нет. Читать дальше не стоит. Знакомая песня Кастромова: "Природа консервативна. Подтачивать этот фундамент нельзя". Демагогическая чепуха! Истина конкретна. Ученый не имеет права мыслить такими расплывчатыми категориями.
Группа "Восток": "Все - норма. Ближайший этап - посещение Сорок девятой. Цель - рабочий режим. Осуществлен эксперимент - преобразование внутрикорабельного поля. Отчет направлен "Северу". Цель - рецензирование".
Это, конечно, Вента. Его стиль. Сжато, насыщено информацией, но, в общем-то, фразы нарублены, словно дрова: главное, чтобы ни в одной не оказалось больше пяти слов. Или это несовместимо - предельная краткость и нормальный стиль языка?
Группа "Запад": "Автоматической стабилизации волноводных зон, расположенных в непосредственной близости к Солнцу, достичь не удается. Частная причина: сбои в работе Восемнадцатой станции. Общая: безусловная необходимость цикличного существования волноводов. Расчеты ведутся. Гордич, Острогорский, Тебелева".
Кирилл Петрович снова покосился на глазок ОЦУТа: по-прежнему желт, тускл. Эти минуты совершенно ничего не дали, хотя, раскладывая карточки сообщений, он, в сущности, лишь развлекался и даже ушел с ними в зону отдыха.
Кирилл Петрович нахмурился. Прежде только к машинам присоединяли индикаторы. Дошла очередь и до людей.
Но конечно, пора отдыхать. Не стоит ссориться с автоматикой безопасности.
Кирилл Петрович встал с кресла, собрал в стопку пластиковые прямоугольники сообщений, которые только что раскладывал на столе, сунул их в нагрудный карман комбинезона и вышел в зону работы. Как и обычно в свободное время, Пуримов стоял там у пульта изготовителя приборного оборудования. В руках он вертел толстую гайку с ушками. Извлекать из люка изготовителя то одну, то другую деталь, обозначенную в каталоге, осматривать ее, затем отправлять в утилизатор было любимым занятием Пуримова. Он мог это делать часами. Обезьянье любопытство на уровне самой высокой техники.
