Яна Завацкая - Вернуться домой
С одной стороны, я сова, потому что предпочитаю засиживаться по ночам, в полночь голова моя ясна и работает четко, как последняя модель пентиума. Но с другой, я и жаворонок тоже - охотно встаю рано, с утра чувствую себя бодрым и выспавшимся, даже если поспать удалось всего часа четыре.
Время дня, которое я особенно ненавижу - с полудня где-то до шести вечера. Вот к полудню я становлюсь вареным, вяло перебираю ногами, как муха в киселе, а мозг не способен сделать даже простейшее умозаключение. День представляется мне мучением - наполненный людьми, душным кисло-вонючим теплом, бензиновым перегаром, нагоняющий тоску и усталость. То ли дело - раннее утро, когда мир еще свеж и молод, свиристят птицы, нежно шелестит молодая листва; то ли дело - поздний вечер, когда покойная тьма окутывает город, люди укрываются в своих хоббичьих норах, и прохладное, чистое одиночество бальзамом лечит душевные раны.
Моя бы воля - я бы ложился спать часов в одиннадцать утра и вставал в семь вечера. Но кто же в нашем мире может себе позволить жить, как хочется? Разве что какой-нибудь асоциальный миллионер.
Проснулся я относительно рано, в восемь утра, и так как делать было решительно еще нечего, сделал уборку. Получил СМС от Макса - он уже в аэропорту. Славненько. Я еще немного почитал недавно прикупленного по случаю Фромма. Кикс валялся рядом со мной, и я поглаживал его полосатую шерстку.
Другая черта характера садиста состоит в том, что для него стимулом бывает всегда только слабое существо и никогда - сильное. Например, садист не получит удовольствия от того, что в бою с сильным противником ранит врага, ибо данная ситуация не даст ему ощущения господства над врагом. Для садистского характера есть только одна "пламенная страсть" и одно качество, достойное восхищения, - власть. Он боготворит могущественного и подчиняется ему, и в то же время он презирает слабого, не умеющего защищаться, и требует от него абсолютного подчинения.
...Еще один важный элемент в синдроме садизма составляет готовность подчиняться и трусость. Это звучит как парадокс, когда говорят, что садист - легко подчиняющийся человек; однако данное явление с точки зрения диалектики вполне закономерно. Ведь человек становится садистом оттого, что чувствует себя импотентом, неспособным к жизни... Он пытается компенсировать этот недостаток тем, что приобретает огромную власть над людьми, и тем самым он превращает в Бога того жалкого червя, каковым он сам себя чувствует.
(Фромм. Анатомия человеческой деструктивности).
К половине одиннадцатого я встал и поехал к психологу, фрау доктору Хирнштайн.
Помощница молча указала мне на кабинет - мол, проходите сразу. Странно, я думал, придется посидеть в очереди, пока психолог освободится.
Фрау доктор оказалась молодой девушкой, стройной, с добрыми карими глазами. Ее внешность сразу располагала к себе. Она указала мне на стул, села напротив, сцепив руки замком на коленке.
Я бухнул на столик папку с "досье" Лауры. Стал излагать историю. Хирнштайн задавала мне сочувственным тоном наводящие вопросы, словно я был пациентом, и она хотела вызвать меня на откровенность. Наверное, это у нее профессиональное. Но я и в самом деле сказал несколько больше, чем собирался.
- Судя по этому досье, Лаура была очень трудным подростком. С психическими нарушениями. Я понимаю, что в основном она уже находилась не в вашем ведении, а психиатра, но...
Фрау доктор покачала головой.
- Герр Оттерсбах... Я поняла вас. Но что вы хотите от меня? Чем я могу вам помочь?
- Видите ли, я ищу зацепки... определенные зацепки, чтобы найти девочку, а для этого мне нужны все сведения о Лауре. В первую очередь, конечно, фактические, особенно о ее контактах в последнее время. Но и любые могут быть мне интересны - чем она увлекалась, о чем переживала, о чем мечтала... какого рода проблемы у нее были? Расскажите мне о Лауре что-нибудь!
Доктор Хирнштайн неожиданно встала, подошла к своему письменному столу. Вернулась назад с небольшим прибором, который поставила на столик.
- Вы не возражаете, если я включу этот сканер? Это абсолютно безвредно, и мне это нужно для статистики... спасибо, - она включила прибор, направив на меня его маленький черный раструб.
- Видите ли, герр Оттерсбах... во-первых, я не так много занималась Лаурой. Вы правы, у нее были серьезные проблемы, кроме того, ее мать сочла меня недостаточно профессионально подготовленной. Лаура наблюдалась в другом месте, как вы правильно заметили. Ну а во-вторых... какие бы сведения о Лауре я ни получила, я ведь не имею права с вами делиться ими!
Я молча положил на стол все ту же расписку фрау Шефер. Психологиня потянула ее к себе и пробежала глазами.
- Ну хорошо. Собственно, я могу показать вам заключения, акты... но вы их уже, вероятно, видели? Ведь у фрау Шефер есть свои экземпляры.
- Да, конечно, я видел.Мне интересно ваше мнение.
- Лаура была травмированным ребенком, - произнесла фрау доктор, и морщина вдруг прорезала ее чистый юный лобик, - при этом... - она замолчала, подыскивая слова, - я не видела возможности. Что-то. С этим. Сделать.
- Вы хотите сказать, что она плохо чувствовала себя в семье?
- Да. Но вы понимаете, какая у нее семья.
- Конечно. Директор отделения банка и глава службы по делам молодежи.
- С такой семьей не очень просто работать, - заговорщически улыбнулась она. Я кивнул.
- Она и раньше пыталась бежать из дома. Как вы думаете, не подстроила ли она все это сама? Может быть, у нее был взрослый друг? Вообще - у нее были друзья ,она интересовалась мальчиками?
- Она не проявляла ни малейшего интереса к мальчикам, - твердо сказала Хирнштайн, - поймите, ее социализация нарушена. Она всегда была аутсайдером, в классе ее дразнили. Она не носит модной одежды, модных причесок, по меркам нынешних подростков она... нет, она симпатична, но понимаете, подросток подает определенные социальные сигналы - я такой же, как все, я хочу быть принятым. Она их не подавала. Ни один мальчик ей никогда не нравился, она, с одной стороны, считала, что недостойна, что хуже всех, и что ее никто никогда не полюбит. С другой - она ведь в самом деле умнее практически всех своих знакомых и друзей, она очень много читала, размышляла, и общение с обычными мальчиками... ей было просто неинтересно. А взрослых друзей у нее быть не могло, так как ее и из дома-то никуда не выпускали. Ей негде было с ними познакомиться. Кроме того, у нее, если вы знаете, не было доступа в интернет.
