Сергей Суханов - До и после Победы. Книга 1. Начало.
Так, 20го июля к нам было сунулись какие-то фрицы на паре грузовиков, но выдвинутые посты заранее сообщили по протянутой специально для них телефонной линии, группа быстрого реагирования успела занять подготовленне позиции и расстрел гостей прошел довольно успешно - пять готовых к тому моменту снайперов отлично дострелили тех, кто не попал под первые залпы и смог выйти из под огня, не растерялся и занял оборону. То есть - снайпера уничтожили самых опытных или везучих солдат. Это, вместе с уничтожением водителей техники, офицеров и патрулей и стало их основной задачей. Сам бой был уже не первым, поэтому все косячили в меру - было два ранения и один вывих. Зато взяли тридцать винтовок, четыре пулемета, семь автоматов, три пистолета и с полсотни гранат. Ну и одну машину можно было восстановить и вторую пустить на запчасти. Неплохо. Первая существенная победа, которую мы одержали в защите нашего города. Засадные действия всем нравились. Народ уже проникся моей арифметикой и с удовольствием вел счет - новые данные о потерях немцев вывешивались на информационных стендах в центре города и народ их с удовольствием обсуждал, даже те, кто по-началу косился в нашу сторону.
К 20м числам мы сформировали и первую ударную колонну - с техникой и артиллерией. Естественно, ее надо было опробовать в действии, поэтому утром 22го июля мы выдвинулись на двух машинах к шоссе на присмотренное место и сели в засаду. Две пушки окопали и замаскировали, сами подготовили позиции, пути отхода по трем вариантам, выдвинули секреты в обе стороны шоссе. Первую же немецкую колонну решили брать - танк единичка, бронетранспортер с солдатами и три открытых грузовика с каким-то грузом. Силы были сравнимы, поэтому никто не растерялся. Танк и транспортер подбили пушками, солдат постреляли, зачистили. Перекрестный огонь четырех пулеметов и пятнадцати самозарядных винтовок со ста метров, из них - четырех снайперских, выкосил всех и сразу - не успели даже пикнуть. Быстро собрав трофеи и трупы, мы замели следы, взяли на буксир бронетранспортер, а танк пошел своим ходом - после подбития он так и продолжал работать на холостых - танкистов просто оглушило от удара. Вернувшись на базу, мы допросили и расстреляли пленных, зачислили на склад добычу - в грузовиках оказались ящики тушенки - самое то. По поводу расстрела пленных у нас возник некоторый спор. Ряд излишне сознательных товарищей говорил, что расстреливать пленных негуманно. В ответ я предъявлял им примеры, рассказанные выходившими к нам окруженцами и гражданскими, да и наши ДРГ в своих выходах неоднократно видели примеры немецкого "гуманизма". Поэтому решение о расстреле с "особым" мнением ряда товарищей мы занесли в протокол. Надо будет не забыть его потом, месяца через три, уничтожить - лишние пятна мне ни к чему. А товарищей взять на заметку - они еще не прониклись характером этой войны, как бы не начали класть людей в лобовых атаках.
В этом обсуждении мне снова помогала "морда кирпичем", а также небольшая актерская подготовка. Уроки актерского мастерства я брал у актера Смоленского театра, который оказался в городе в гостях у родственников. Он сам пришел к нам в штаб на третий день нашей власти. По-началу я хотел поставить его на организацию каких-то концертов - досуг - это первый признак устоявшейся жизни, и людям надо было дать это ощущение стабильности. Я так и сделал, но по ходу его рассказа о планах у меня забрезжила мысль применить некоторые примемы и в повседневной жизни. Эту мысль я решил проверить на себе и не прогадал. Уже через две недели после ежедневных получасовых занятий я мог уверенно входить в состояние гнева, радости, удивления, воодушевления, подозрительности - пока я решил остановиться только на этих чувствах, но чтобы они были всегда под рукой. И эта новая способность очень помогала в разговорах с людьми - когда они видели "естественный" гнев, они уже как-то начинали сомневаться в своей правоте, их позиция начинала шататься и в конце концов человек соглашался с моими доводами - и тут уже надо было включать "радость" от того, что мы достигли "согласия". Конечно же, это манипулирование, но как еще разговаривать с человеком, который на все доводы отвечает что "так никто не делает". Ну не делает, да. Но ведь это не значит, что предложение никуда не годится. Добро бы, если бы человек как-то аргументиованно возражал, так нет ведь -"никто не делает" - и все тут. Вот и приходилость давить не только званием и должностью, но и чувствами - мне важно было чтобы человек не только взял под козырек и начал делать, но чтобы он считал это дело своим - иначе получится ерунда. А так, "присвоив" какое-то дело, человек начинает думать, как его сделать лучше. Нередко оказывалось, что мои предложения тоже были не на высоте. Но я и не претендовал на всезнайство. Хотя, для поддержания своего реноме опытного и уверенного человека я присоседивался к успеху словами "Ну вот - а ты не верил". Ну а чего ? Идея-то моя, успех у исполнителя тоже никто не ворует, так что нефиг - оба достойны быть на пьедестале. Да и мне этот пьедестал был нужен только для того, чтобы поддерживать авторитет - все-таки с ним было проще подавливать свои решения. Хотя я их и подкреплял аргументами, но установка "так никто не делает" очень сильно тормозила процессы. Поэтому пока без авторитета - никак. Тем более что в город постоянно стекались беженцы и окруженцы - так вышло, что по основным дорогам на восток двигались немцы, а наша дорога проходила с севера на юг и перехватывала весь поток наших с запада - они ведь двигались параллельно немцам, вот и приходили к нам. К концу июля у нас уже собралось почти три тысячи военных и более десяти - гражданских. И все это надо было кормить, одевать, организовывать, лечить, ставить на дело, обучать и тренировать, а самое главное - доказывать, что имеет смысл подчиниться, влиться в наш коллектив, а не двигаться дальше на восток - много их выйдет ? Единицы. Остальных убьют или переловят. А останутся - и будет возможность использовать их в борьбе с фашистами. С большинством-то народа в этом плане проблем не было - увидев наш организованный механизм, они с удовольствием к нему присоединялись - все хотели вновь обрести так резко рухнувшую стабильность. А вот с высшим командным и политическим составом бывали и проблемы. Одного комиссара первого ранга и двух генералов пришлось просто расстрелять - подвели их под необоснованную сдачу позиций и отступление, все бумаги оформили как надо военно-полевым судом нашей части. Еще четверо сидели в заключении - эти хотя и отказались подчиняться, но хотя бы не пытались организовать мятеж, как это сделали приговоренные к высшей мере наказания. Что делать с ними - пока было непонятно. Потом разберемся. Остальные же, которых к августу набралось почти тридцать генералов, полковников и комиссаров, пока работали в наших структурах. К руководству боевыми действиями я их не подпускал, и они трудились в штабе - организовывали снабжение, транспортные колонны и маршруты, занимались пропагандой. Хотя, конечно же, выхлоп от них был не очень большой. Сдачей своих частей они уже доказали свою профнепригодность, и поэтому сейчас мы их использовали как школу высшего комсостава - у них в помощниках было много лейтенантов, капитанов, майоров и полковников, которые и были непосредственными проработчиками и исполнителями, заодно впитывая знания высшего комсостава - все-таки с теорией у них было неплохо, да и мирную жизнь своих частей они как-то поддерживали. Конечно же, пришлось установить за ними наблюдение - и нашими командирами, и охраной. Не хватало мне еще заговора генералов. Поэтому им и не давалось в подчинение боевых частей, под предлогом их не законченной сформированности и изменений в тактике - заранее сильно обижать людей не было смысла, ну а кто не поймет таких намеков - сам виноват.
