Андрей Лазарчук - Гиперборейская чума
— И в совпадения я не верю!
Он еще бушевал некоторое время, потом устало стек на диван. Над диваном висел недавно купленный Ираидой постер: цапля держит в клюве лягушку, но лягушка передними лапками сдавила цапле шею. Птица уже закатила глаза.
Надпись гласила: «Никогда не сдавайся!»
— И что ты предлагаешь? — спросил я.
— Да ничего я не предлагаю… Давайте-ка лучше вот что.
Давайте-ка выпьем.
И мы выпили, но легче не стало.
— Почему Скачка? — спросил Крис, мусоля ломтик лимона.
— Логичнее было бы — нас…
— А кто такие мы? — возразил я ему. — Наймиты грязные и беспринципные. Есть заказ — делаем, нет заказа — водку пьянствуем.
— Угм. Значит, заказа нет?
— Нет.
— Жаль, жаль… Уж очень непонятное было дело. А главное, ясно ведь — на этом не кончится.
— Вы и правда хотите прекратить расследование? — чуть дрожащим голосом спросила Ираида.
— Хотим? — Крис пожал плечами. — Тут не в желании дело.
Мы сейчас просто не имеем права продолжать его.
— Мы не имели права и начинать, — напомнил я.
— Ну… это другое. Допустим, мы нашли сволочей. И что дальше? Доказательств у нас нет, улики ни один суд не примет… разве что Страшный, но там и свои следаки имеются, нам не чета…
— А если нанять кого-нибудь?
Мы уставились на эту чертову дуру. Она все поняла, но попыталась защититься:
— Когда художника Такео Окумура зарезал пьяный воин, то Масахиро Кавамото, конюший князя Ивамото, живший в провинции Кавати, дал клятву отомстить за смерть незнакомого ему человека. Двадцать лет он разыскивал убийцу, ставшего к тому времени дайногоном, настиг негодяя в его собственном дворце, перебил стражу и слуг — и покарал ударом «падение лепестка сливы на лунную дорожку», рассекающим человека от мочки уха до подвздошья. Потом поджег дворец, а заодно и весь город…
— Ты владеешь ударом «падение лепестка сливы»? — спросил меня Крис.
Я оторопело покачал головой.
— К сожалению, я тоже.
— Ваша почтительная ученица немного знакома с этой техникой рубки, — сказала Ираида и потупила глазки.
Как мы выяснили позже, вскрытие показало следующее:
смерть всех шестерых погибших в том подвале наступила от удушья. Ни алкоголя, ни известных ядов в крови Игоря Скачкова обнаружено не было.
Чтобы стало немного понятнее, я должен сказать, что это было не единственное дело, которым занимались мы той весной. То есть и времени не хватало катастрофически, и силы улетали, как в трубу. Более того, некоторые дела были и поинтереснее, да и повыигрышнее (во всех смыслах). Взять, например, подмену фаворита Собкора (от Соболя и Корявой) в ночь перед рысистыми бегами. Или, скажем, дело «Лаокоон» — исчезновение двух километров кабеля правительственной связи в районе поселка Малая Шушера. Не говоря уже о «фирменных» розысках сбежавших из дому подростков.
Ираиде для разбега дали на первый взгляд простенькое дельце: установить факт супружеской неверности. Заказчицей была когда-то известная эстрадная певица Д. Мы так и не смогли понять, зачем ей это нужно и какого, собственно, результата она от нас ждет. Видимо, дамочка насмотрелась «Адвокатов Лос-Анджелеса» и решила сделать все, как у них.
Но вместо фотографий и видеокассет Ираида притащила к ней живого (слегка придушенного) изменщика и вручила со словами: «Иди и не греши». Изменщик, боясь оглянуться на Ираиду, поклялся, что никогда больше не выйдет из дому, не то что бы что.
Гонорар за это у нас бездарно ушел на тупые розыски по делу «Кровавый косяк». Криса вдруг потянуло на дорогостоящие развлечения: театральные премьеры «для своих», хэппенинги, инсталляции и перфомансы, конкурсы причесок, бюстов и задниц, росписей по живому и мертвому телу. Мы возвращались домой изумленные и потерянные. Но Ираиде нравилось. Кажется, она чувствовала себя просвещенным европейским путешественником, попавшим на праздник первого обрезания в племени бороро.
И, видимо, в этих беспорядочных метаниях мы зацепили— таки какую-то чувствительную паутинку.
О том, что за конторой нашей кто-то чужой стал осторожно подглядывать, нам доложила баба Фира, продающая газеты на подходах к метро. Дверь наша запиралась только на ночь, да и то не всегда, поскольку самое имя Коломийца работало лучше всяких охранников и засовов, однако система раннего оповещения у нас сложилась давно, и как-то сама собой. В нее входили дворничиха Альфия, безногий гармонист Гоша, персональный пенсионер Степан Афанасьевич — заядлый доминошник, упомянутая тетя Фира, а также пара трудных подростков, брат и сестра Кулюгановы.
Мы как раз сидели на кухне, доедая поздний завтрак.
— Кристофор Мартович, — позвала Хасановна, — тут к вам — но из-за ее спины уже просунулась встревоженная тетя Фира и четко доложила:
— Значит, так. Вертится в округе типчик склизкий, вами интересуется. Будто знаком был когда-то, да поссорился, а теперь вот помириться хочет, а подойти не решается, в общем, чушь всякую плетет. На пропойцу хочет быть похожим, а ботинки хорошие носит. Но не с Лубянки, это точно. И еще баба молодая появилась, не наша, с колясочкой гуляет, а в колясочке кукла пищит, я точно говорю, что кукла — потому что таких многозарядных памперсов не бывает. И еще какие-то электрики фонарь чинили, я потом позвонила в электросеть.
— Спасибо, тетя Фира. Садитесь с нами, перекусите.
Настоялись, наверное, с утра.
— Нет, садиться я не буду. Так вот: от фонаря того — я посмотрела — вход в подъезд, как на ладошке, виден и три ваших окна, что во двор выходят.
— Это понятно, с чего бы они на другой фонарь полезли:
Хасановна, Ираида, ну посодействуйте же! Надо усталого человека хоть кофем напоить.
— Нет-нет, пойду я. А то Кулюгановы там мне такого наторгуют — я их за себя оставила:
Все же мы заставили тетю Фиру выпить чашечку действительно хорошего кофе, сдобренного капелькой коньяка, и после ее ухода обсудили, как жить дальше.
В результате уже через час тихая наша квартира стала напоминать жилище простой российской семьи накануне незапланированного визита президента. Коломийцевы спецы облазали все углы в поисках жучков, проверили обе телефонные линии, показную и секретную, установили на парадной скрытый металлоискатель, а на окнах — телекамеры специальной противоснайперской системы наблюдения. Сразу же были засечены двое наблюдателей с биноклями: на чердаке дома напротив и в киоске, торгующим сигаретами, на фонаре таращила свой синий глазок маленькая телекамера, контору, похоже, кто-то решил обложить всерьез. Машину нашу, стоявшую у подъезда, минеры быстро ощупали и осмотрели, после чего отогнали в сервис. Теперь мы могли пользоваться только машинами из гаража «Тимура». Крису было категорически запрещено выбираться на крышу. Не слушая наших возражений, старую дверь подкрепили второй, внутренней — разумеется, бронированной. Кроме этого, никто из нас не должен был покидать помещение иначе как в сопровождении двоих вооруженных охранников. Надо им размяться, мрачно сказал Коломиец, мясо вон какое накачали, а мозги отдыхают.
