Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова. Книга 11
— Нет, мама. Ты говоришь это иначе. — Марлена подняла руку вверх ладонью, словно что-то держала в ней.
— Ну, Марлена?
— Я понимаю это умом, но не могу выразить словами.
— Попробуй. Я должна понять.
— Мне кажется, что ты чувствуешь себя виноватой…
— Отчего ты так решила?
— Однажды ты смотрела в иллюминатор на Немезиду, и мне показалось тогда, что все дело в ней. Когда я спросила у компьютера, что такое Немезида, он мне сказал: это нечто безжалостное, сулящее гибель, грозное возмездие.
— Она названа так по другой причине! — воскликнула Инсигна.
— Но имя ей дала ты, — невозмутимо ответила Марлена.
Это уже ни для кого не было тайной: когда Ротор вышел за пределы Солнечной системы, Инсигна потребовала публичного признания своего открытия.
— Именно поэтому, уверяю тебя, смысл имени здесь ни при чем.
— Тогда почему ты считаешь себя виноватой, мама?
(Молчи… если не хочешь говорить правду.)
Наконец Инсигна проговорила:
— Так как же, по-твоему, погибнет Земля?
— Я-то не знаю, а вот ты, мама…
— Марлена, мы с тобой принялись играть в загадки, пусть так. Об одном только прошу: никому ни о чем не говори: и об отце, и об этой бредовой идее о гибели Земли.
— Если ты хочешь, я буду молчать. Только Земля погибнет — и это вовсе не бред.
— А я говорю — бред. Будем считать это бредом.
Марлена кивнула.
— Схожу-ка я погляжу на планету, — сказала она с видимым безразличием. — А потом пойду спать.
— Хорошо!
Инсигна смотрела вслед уходящей дочери. Вина, — думала она, — я ее чувствую. Она, должно быть, словно печать у меня на лице. Каждый может увидеть, если захочет.
Каждый ли? Нет, только Марлена. С ее даром.
Должна же девочка иметь что-то взамен того, что ей не дано. Редкий ум — этого слишком мало. Потому-то она и одарена способностью читать по лицам, интонациям, неприметным для другого глаза жестам и телодвижениям. Так что ни одной тайны от нее не скроешь. Давно ли открылся у нее этот дар? Давно ли она узнала о нем? Или это результат взросления? Но тогда почему она именно теперь обнаружила его, словно извлекла из-под покрова, под которым скрывала? Или ей потребовалось оружие против матери?
Может быть, это случилось потому, что Ауринел отверг ее, окончательно и бесповоротно, — и она сама об этом догадалась? И теперь просто мечется от боли, слепо рассыпая удары?
Я виновата, — думала Инсигна, — мне ли не знать собственной вины? Одна я во всем виновата. Я могла бы давно все выяснить, но не хотела.
Глава 6
Приближение
11
Так когда же она сама об этом догадалась? Когда давала звезде имя «Немезида»? Неужели уже тогда она инстинктивно ощутила, чем грозит эта звезда человечеству, и с неосознанной точностью выразила свои опасения в ее имени?
Когда Инсигна обнаружила далекую звездочку, ей важно было одно — она сделала открытие. В голове кружилась только мысль о бессмертии. Это ее звезда, звезда Инсигны. Она даже хотела назвать ее так. Получалось звучно… только нескромно. Подумать только, как бы ей пришлось сейчас мучиться, если бы все-таки поддалась искушению.
Навязанная Питтом секретность сбила ее с толку. Потом началась суета перед Исходом. (Так, наверное, и будут называть это событие в учебниках по истории — с прописной буквы.)
Ну а после Исхода целых два года корабль то выходил из гиперпространства, то осторожно вползал в него. От Инсигны требовали бесконечных расчетов гиперперехода, для которых нужны были все новые и новые астрономические данные, и ей приходилось контролировать все наблюдения. Только измерения плотности и состава межзвездной материи стоили ей изрядных трудов.
Почти четыре года ей некогда было подумать о Немезиде, не было времени заметить очевидное.
Но так ли это на самом деле? Или она просто ничего не желала видеть, ища спасения за мелкими загадками, суетой и волнениями?
Но наконец завершился последний гиперпространственный переход. Оставалось последнее — в течение месяца осуществить торможение. Ротор мчался сквозь ливень атомов водорода с такой скоростью, что невинные атомы преображались в частицы космических лучей.
Обычный космический аппарат не смог бы защитить людей от излучения, но Ротор был покрыт снаружи толстым слоем грунта, который нарастили еще перед стартом. Он-то и поглотил опасные лучи.
Когда-нибудь, говорил Инсигне один из специалистов по гиперпространству, люди сумеют входить в него на обычной скорости и так же возвращаться обратно. «Общее представление о гиперпространстве мы имеем, эпохальных открытий не будет. Все остальное — дело техники».
Может быть. Впрочем, другие специалисты полагали, что подобное совершенство будет достигнуто, когда звезды померкнут.
Когда ужасная правда открылась Инсигне, она бросилась к Питту. За последний год они виделись редко: она знала, как мало у него времени. Очарование первого межзвездного путешествия начинало рассеиваться, и повсюду возникала известная напряженность; до людей постепенно доходило, что они вот-вот, через считанные месяцы, окажутся возле чужой звезды. Там перед ними немедленно возникнут проблемы: какое-то время придется жить возле незнакомого красного карлика, и никто не мог гарантировать, что материя вокруг него сложилась в планеты, пригодные для жилья, или астероиды, способные послужить источником сырья.
Янус Питт уже не выглядел молодым — впрочем, волосы его не поседели, и на лице не было морщин. Всего четыре года назад Инсигна принесла ему свое открытие, а во взгляде Питта уже появилась глубокая озабоченность, словно радость оставила его навсегда.
Теперь он был верховным комиссаром. Быть может, это и служило причиной его тревог. Инсигна не изведала истинной власти и сопряженной с ней ответственности, но нечто подсказывало ей, что подобное могущество — вещь не сладкая.
Питт рассеянно улыбнулся ей. Поначалу никто не знал о тайне, которая их объединяла, и они были вынуждены держаться вместе. Вдвоем они могли разговаривать откровенно, не опасаясь проболтаться. Но после Исхода, когда секрет был раскрыт, они вновь отдалились друг от друга.
— Янус, — сказала она. — Я очень беспокоюсь и пришла поговорить с тобой. Дело касается Немезиды.
— Что-нибудь новенькое? Теперь ты уже не можешь сказать, что звезды нет там, где ты предполагала. Вот она, видна невооруженным глазом. Правда, до нее еще шестнадцать миллиардов километров.
