Евгений Прошкин - Слой
Костюмчик Валентина Матвеевича пришелся впору. Ну, почти. Петр подогнул рукава и брюки — намного лучше. Туфли — повезло! — оказались его размера. Петр завязал галстук и, привыкая, прошелся по комнате. Так себе видок, лоховатый. «Здравствуйте, я представляю канадскую компанию. Купите у меня китайский фонарик...»
Эх, когда это было-то! Старые добрые времена... Теперь не то. Теперь Чрезвычайное Правительство и война, война, война. И Нуркин.
Петр сжал кулаки и медленно выдохнул — не до ярости. Хладнокровие, иначе отсюда не выбраться. Скорее всего и так не выбраться, но раз уж начал... Конечно, это не простая психушка, однако с Кочергиным вот получилось. Надо пробовать.
Он накинул поверх костюма свежий крахмальный халат и потянул дверь. В коридоре стоял невообразимый гвалт. Полонезов, намаявшись, слез с дежурного и принялся собирать по полу шахматы. Тот несколько раз пнул его ногой в живот и лишь после этого отодвинул засов.
Высокая створка открылась, и с лестницы вломились десять человек в зеленой форме, каждый — с дубинкой. Вместо того чтобы лупить по спинам, они тыкали больных, словно это были не палки, а рапиры. Больные мгновенно валились и уже не вставали.
Электрошоковые, сообразил Петр. Полезная штучка.
Зеленых он раньше не видел — или специальное подразделение, или со всех этажей собрали. Есть, по крайней мере, надежда, что и они его не знают.
Петр закрыл кабинет и спокойно пошел к выходу. «Нет, так нельзя», — опомнился он.
— Осторожней, мясники проклятые! — негромко прикрикнул Петр. — Это ж люди. Головы не трогать, только в корпус. Головы, сказал, не трогать! Кому их потом в чувство приводить? Ну, пусти, дай пройду.
Охранники посторонились, и он, еле сдерживаясь, чтоб не побежать, перешагнул через высокий порог.
Обычная лестница. Перила с голубой пластиковой полоской, неровные бежевые стены, на полу — плитка «в шашечку». Окна с решеткой, но отсюда она выглядела совсем не так, не по-тюремному. Просто чтобы инвалид какой не выпал или, допустим, ребенок. Здесь эта решетка не угнетала, не задерживала. Ступени — тоже как ступени. Раз-два, раз-два, вниз, не спеша. Только не торопиться, на него могут смотреть. Да кому он нужен!
— Валентин Матвеич? — позвали сзади. Петр остановился.
— Валентин Матвеич, вас Аркадий Палыч просил зайти.
Это из новеньких кто-то. Будь на его место другой...
— Да? Хорошо. Хорошо, зайду.
Петр помедлил и спустился еще на две ступеньки.
— Валентин Матвеич!
— Ну?
— Он просил срочно. Аркадий Палыч. Просил сразу же.
— Н-да? Я и иду.
— Так он же на третьем.
— Гм... На третьем? Э-э... Гм, гм... Только не бежать. Догонят, гады. Или внизу перехватят.
— Валентин Матвеич, постойте! — бойко крикнула откуда-то из-за двери Гитлер Югенд. — Не ушел еще? Вадик, влепи вот этому двойную, — распорядилась она. — Валентин Матвеич! Хорошо, что застала. Вас Аркадий Па...
Петр медленно поднял голову и посмотрел ей в глаза.
— ...влович... — оцепенело закончила медсестра.
— Хорошо, зайду, — кивнул он и, удивляясь своей выдержке, пошел навстречу.
Поднявшись на площадку второго этажа, Петр мимоходом поправил лацкан ее халатика и, свернув на следующий пролет, указал:
— Побыстрее тут заканчивайте. Нуркин скандалить будет.
— Какой еще Нуркин? — одурело спросила Югенд. — Ты сам-то кто? Эй, ты же... ты же Еремин! Мужики, это наш!
Петр схватился за перила и, с силой оттолкнувшись, понесся наверх. Боковым зрением он видел, как у его задницы крутится, пытаясь достать металлическим кончиком, черная дубинка. Ноги, привыкшие передвигаться лишь от койки до унитаза, вдруг стали мощными и легкими, как крылья. Все больше отрываясь от двух санитаров, Петр преодолел промежуточную площадку и бросился ко входу на третий этаж.
Дверь обычная, не железная. Даже если закрыта, он запросто...
Петр всей массой ударил по ручкам, и створки, сорвавшись со шпингалетов, распахнулись. Врачи. Много врачей — человек семь. Какие-то люди в цивильном. Две медсестры в одинаковых белых колпаках. Цокают каблуками. Удивленные взгляды. Вздернутые брови. Еще не переполох. Пока только смущение.
Заметавшись в красивом и неожиданно широком коридоре, Петр дернулся туда, обратно, поскользнулся и потерял драгоценные, с таким трудом отвоеванные секунды. Санитары в зеленом загнали его в угол, к неизменному больничному фикусу, и выставили вперед электрошоки. Петр безнадежно оглянулся — два окна и вереница одинаковых белых дверей. Надо было вниз. Здесь он попался.
Тот, что стоял левее, сделал глубокий выпад, и Петр, не задумываясь, ответил: шаг вправо, разворот, наклон. Сознание констатировало полное фиаско, но тело продолжало действовать. Ладонь перехватила дубинку у самой рукоятки, правая нога приняла центр тяжести на себя, а левая оторвалась от пола и, развернувшись, врезалась в румяное рыло. Дубинка осталась в руке у Петра, и он, завершая движение, хлестнул второго по глазам.
«Она ж электрическая», — напомнила квадратная кнопка под большим пальцем.
Неважно. Мозги отключить. Только моторика.
Первый, кряхтя и обрывая с фикуса мясистые листья, уже поднимался. Петр ударил его по затылку — крепко, с оттяжкой, потом обезоружил незрячего и, крутанув обе палки в воздухе, зажал их под мышками. Все равно. Третий этаж. Бесполезно.
В коридоре показались еще двое. Петр расставил согнутые в коленях ноги и поднял дубинки вверх. Это что — какая-то стойка? Откуда он ее?..
Санитары приблизились, и палки завертелись двумя размытыми восьмерками. Симметрично: голова — голова, шея — шея. Два всхлипа, два стона, два тела на полу.
Не дожидаясь остальных, Петр метнулся к ближней двери. Заперта. Другая. Тоже заперта. Зачем? Третья, четвертая...
Он остервенело дергал ручки — не вполне осознавая, с какой целью это делает, но, так же как с шахматами, полагаясь на Продуманный План и на неведомый вечерний замысел.
Закрытые кабинеты кончились, пошли открытые. Люди вскакивали и пятились, кто-то хватал телефонную трубку, кто-то, напяливая резиновую улыбку, начинал монотонные увещевания, но все они были одинаково бледны. Все смертельно боялись сотника.
Петр проверил полтора десятка комнат, но того, что искал, не нашел. А он действительно искал — теперь он в этом не сомневался. Одна из дверей в другом конце коридора приоткрылась, и в узком проеме Петр заметил манящий палец. Рысью преодолев расстояние до кабинета, он затормозил у стеклянной таблички с желтой надписью «процедурная».
Конечно! Процедурная, Если б все вспоминать до, а не после... Сколько времени упущено? Катастрофически много, но теперь он... А что теперь? Что там, в этой процедурной, — автомат, вертолет? Что он мог приготовить, сидя в психушке? Не размышлять! Работать рефлексами. Они у него хорошие. Они вытащат.
