Пол Гэллико - Томасина
Из местных же многие знали, что в лесу, у самой лощины, живет затворницей женщина, которая беседует с ангелами и гномами и умеет — конечно, с их помощью — лечить зверей и птиц. И колокольчик на дубе стал звенеть все чаще.
Когда слухи о паломничествах к Рыжей Ведьме поползли по городу, Макдьюи понял, что у него объявился конкурент.
Конечно, он слышал о ней и раньше. Она была для него одной из местных сумасшедших, вроде некоего Маккени, который часами читал у пивной «самого Рэбби Бернса», или старой Мэри, собиравшей на улице веревочки и бумажки. До сей поры почти все так относились к ней и вспоминали о ней лишь для того, чтобы поразить заезжего рассказом о ведьме, которая живет одна в лесу, беседует с духами и зверями и пугает маленьких детей. Детей, собственно, пугала не она, а эти самые рассказы.
Иногда такой заезжий встречал в аптеке или в лавке скромную молодую женщину с широко расставленными светло-зелеными глазами. Если ему приходило в голову посмотреть на нее дважды, он мог заметить, что у нее необыкновенно нежная улыбка. Но он никак не мог догадаться, что это и есть сама ведьма, спустившаяся с гор, чтобы купить еды и лекарств для себя и для своих бессловесных питомцев.
Макдьюи ее не встречал и не думал о ней, ибо местные достопримечательности не особенно интересны тем, кто живет недалеко от них.
А сейчас о ней толковали, как и о нем. Верный Вилли Бэннок передавал ему слухи о вылеченных овцах, и о чарах, и о колокольчике, и о полевых и лесных зверях, которые приходят к ней есть.
Вернувшись в лечебницу после одной особенно неудачной поездки на фермы, Макдьюи увидел в приемной только Энгуса Педди с тихо скулящей Сецессией и рассердился, что никого нет, как сердился прежде, что народу слишком много.
Однако другу он обрадовался. Он чувствовал, что больше никто не расскажет ему умно и связно о загадочной конкурентке.
— Вот что, Энгус, — сказал он, машинально доставая нужную склянку. — Знаешь ты что-нибудь о такой дурочке Лори? Она живет где-то в лесу и выдает себя за ведьму.
Священник вынул пробку, дал Цесси лекарство, погладил ее по спинке, а потом гладил по вздутому брюху, пока она не рыгнула.
Тогда он радостно улыбнулся и начал так:
— Она не дурочка, Эндрью. Я бы скорее сказал, что она нашла свой собственный мир, в котором ей лучше, чем в нашем. А уж ведьмой ее никак не назовешь!
— Но ведь за что-нибудь ее прозвали полоумной! И вообще, она лечит скот, а у нее нет медицинского образования. Видишь, ко мне никто не идет. Это ее дела!
Педди хорошо знал людей и все-таки удивился, как можно до такой степени не видеть и не винить себя самого. Он понимал, что объяснять тут бесполезно, они только поссорятся, и больше ничего. Понимал он и другое — дело не в разнице характеров; такие пропасти между людьми неизбежны в лишенном замысла и смысла, неуправляемом мире. Ведь атеизм несет в себе свою кару, неверующий сам себя сечет, и ему никак не поможешь. И он просто спросил:
— Что же ты думаешь делать?
— Заявлю в полицию, — сказал Макдьюи. Тут Энгус Педди не мог скрыть смущения.
— О, Господи! — сказал он. — Вот ух не стоит! Она же ни гроша не берет. Нет, я бы не заявлял.
— А что тут такого? — упрямо возразил Макдьюи. — В конце концов, закон есть закон. Учишься, работаешь, а тут всякие знахари травят скот какими-то зельями.
Педди вздохнул.
— Закон, конечно, — закон. То-то и плохо. Но, понимаешь, полицейские уважают Лори. Она — хороший человек, совсем хороший, а им приходится видеть много плохих людей.
— Что ж они, откажутся выполнить свой долг?
— Нет, куда им! У них, сам знаешь, шотландское чувство долга. Просто…
— Никак не пойму! Если я ее обвиню…
— Да, да, конечно. Давай-ка я тебе иначе расскажу.
Он замолчал и взял на руки Цесси, словно младенца или черного поросенка. Она с обожанием глядела на него, лапы ее торчали в стороны, а он, прижав ее к сутане, массировал ей живот. Это было бы невыносимо смешно, если бы взгляд его и улыбка не светились такой нежностью.
— Одна соседка говорит другой: «Чего-то я расхворалась. Стирки невпроворот, а у меня прямо ноги не ходят». Другая отвечает: «Есть у меня микстуры полбутылочки. В прошлом году всю простуду как рукой сняло. Сейчас принесу».
Отец Энгус перевернул Сецессию и стал массировать то место, где начинался коротенький хвост. Морда ее выражала несказанное блаженство.
— Приносит она микстуру на спирту. Больная — у которой, скажем, острый приступ стиркофобии [11] — отхлебывает глоток, отогревается и веселеет. Как, по-твоему, должен доктор подавать на вторую соседку в суд?
Он подождал, пока притча просочится сквозь крепкий череп его друга, и закончил:
— Нет, Эндрью, у тебя будет очень глупый вид, если ты обвинишь Лори. Полиция прекрасно знает, что она просто дает советы пастухам, женщинам и детям, у которых болеют овца, собака или кот.
— Ну, иди сам, — сказал Макдьюи. — Поговори с ней, ты же ее так хорошо знаешь!
— Что ты! — воскликнул Педди. — Я совсем ее не знаю. Ее не знает никто.
— Не говори ты глупостей, Энгус! Кто-нибудь да знает. Пришла же она откуда-то…
— Знает ее кто-нибудь? — тихо, почти про себя, спросил священник, — Да, в каком-то смысле… Ее зовут Лори Макгрегор[12]. Домик ее и амбар пустовали, когда она явилась в наши края неизвестно откуда. Она ткачиха. Может быть, она — одна из парок [13], разлученная со своими сестрами…
Макдьюи сердито фыркнул:
— Вот ты с ней и говори. Психопаты часто слушают священников.
Педди вздохнул и покачал головой.
— Я думал, ты поймешь. Я не хочу ее трогать, не хочу ей мешать. Ее пути — не наши пути. Она служит беспомощным и беззащитным. Таких, как она, зовут блаженными. Их немного осталось на земле.
Больше вынести Макдьюи не мог.
— Психи они, твои блаженные! — крикнул он. — Ладно, пойду сам. Скажу ей, чтобы не совалась в чужое дело.
Энгус Педди сидел на краешке стула, гладил Цесси и думал. Наконец он осторожно опустил ее на пол, встал, взял склянку, надел шляпу, не отрывая серьезных глаз от Эндрью Макдьюи.
— Что ж, — сказал он. — Иди. Только, Эндрью, я бы на твоем месте поостерегся. Тебя там ждет большая опасность.
— Еще чего! — взорвался ветеринар. — Ты что, сам спятил?
— Ты не сердись, — начал отец Энгус, — когда я поминаю Бога. Профессия у меня такая. Я же не сержусь, когда ты говоришь о прививках.
Макдьюи не ответил.
