Павел Дмитриев - Квадратное время
Однако как он был оборудован! С обеих сторон, у стрелок – ладные двухэтажные домики-башенки с широкими окнами. Вдоль стороны, выходящей на море, и промеж путей отсыпанные песком дорожки и керосиновые фонари на столбах. А еще чуть не два десятка бойцов ГПУ, обстоятельно изучающих снизу, сверху и с боков вагоны товарняка. Отменная бы из меня вышла отбивная, сумей я прошлой ночью забраться в поезд!
Ночевать пришлось среди камней – прыгать по ним в сумерках представлялось особо циничной формой самоубийства. Укрывшись в расщелине, я рискнул развести костер – от берега дул сильный ветер, на западе же простиралось бескрайнее море скал и деревьев без малейших признаков присутствия человека. Запарил в подобранной на железной дороге жестянке сосновой хвои, впервые за три дня попил горячего. Заодно устроил постирушки, ведь уж в чем-чем, а в воде недостатка не ощущалось.
Пока ломал сосновые ветки для оборудования спального места, не удержался, попробовал откусить от мягкой и влажной на вид полоски, тянущейся с места слома между корой и собственно древесиной. И не удержался от восклицания:
– Черт возьми, вкусно-то как!
Такое и в доброе время не грех попробовать в охотку, а уж после нескольких полуголодных дней так вообще за деликатес![47] Сладко и сочно, плевать, что с изрядной горечью, отдает смолой и вязнет в зубах.
И тут я припомнил булку нативного карельского хлеба, выменянного за керосин у вольняшки из местных, скорее из интереса, чем реальной надобности. Он подкупил меня красивой, поджаристой коркой, но стоило разломить – мякиш натуральным образом высыпался в вовремя подставленную ладонь, так что бросать в рот его пришлось отдельно. На мой удивленный вопрос пожилой карел ответил как само собой разумеющееся:
– Так то от коры, всего четверть хозяйка ложит, – и торопливо зачастил, в опасении, что я откажусь от мены: – Не сумлевайся, паря, добрый хлеб. У нас все так едят. Вот на Лехте-озере всю половину корой кладут![48]
Ободрав от корней до высоты собственного роста окрестные сосенки, я стал обладателем целой кучи весьма недурной еды.[49] Насытившись продуктом в оригинальном виде, и не представляя процесса превращения коры в муку, решил сварить кашу. Не прогадал! Масса разбухла, стала однородной, и сдобренная кусочком пеммикана показалась настоящей пищей богов.
Именно в этот момент, с сытым желудком, в тепле, я окончательно перестал сомневаться в успехе: дойду! Обязательно дойду!
Проснулся с рассветом, прекрасно отдохнувший и полный сил. Допил настой, подкрепился остатками каши. И уже час спустя шагал по изрядно надоевшим рельсам вперед, на север. Скоро попались и очередные путешественники. По полотну навстречу мне неторопливо двигались двое мужиков, один постарше, лет под 50, второй помоложе, лет 20–25. Оба невысокого роста, одеты в невыразимое буро-серое рванье и лапти, лица заросли давно не стрижеными бородами. Весь их багаж состоял из микроскопических узелков. Скрываться в горах от таких колоритных персонажей мне показалось совсем уж лишним.
Подходя, они дружно, чуть не в один голос поздоровались со мной. Я ответил и на всякий случай широко улыбнулся. Наверно, необычность моей мимики придала старшему решительности. Он остановится и спросил:
– Хозяин, а у тя спичек нетути?
Чего-чего, а этого добра я взял с запасом. Незаметно сбросив в кармане с руки петлю кистеня, вытащил уже початый коробок:
– Держите, уважаемый.
Мужик, было, протянул руку, но враз конфузливо отдернул:
– Тако бы и махорочка имейца? Я ж об спичках токмо так, глянуть, каков ты человек есть.
– Увы, – развел я руками. – Понимаете ли, не курю совсем, – и доверительно добавил, так как давно убедился, что в некурящего парня местные не верят наотрез. – Врачи запретили, сказали, и года не протяну, если не брошу немедля.
– Вон оно че, – протянул собеседник, явно пытаясь осознать полученную информацию. – Мы ж ден пять как не курили. Тянет тако, не дай Господи!
– Погодите чуток, – я вовремя вспомнил, что в советской стране курят примерно то же самое, чем я собирался отпугивать собак. – Курить-то, и правда, не курю, а вот приятели иногда балуются.
Сняв рюкзак, залез в боковой карман и выудил заботливо завернутую в промасленную папиросную бумагу пятидесятиграммовую пачку. Отсыпал добрую половину в трясущиеся, покрытые трещинами и мозолями руки. Мужики мгновенно свертели из куска газеты самокрутки, прикурили и, окутавшись клубами удушливого дыма, уселись прямо на оголовок рельса. Я пристроился напротив с вопросом:
– Вы хоть откуда такие будете? Из лагеря поди освободились?
– Та нет жеж, по вольному найму мы, лес валили, – охотно отозвался молодой, рассматривая мою некурящую персону с тем же старанием, что появляется у детей на экскурсии в зоопарк при виде фиолетового языка у жирафа. Вроде давно знакомая по картинкам животина, а взяла и удивила на ровном, можно сказать, месте.
– Насилу тока живы вырвались, – мрачно добавил старший.
А младший тут же дополнил с издевкой:
– Заработать собирались! Вот оно и получилось, – он протянул вперед свою ногу в рваном лапте, из которого во все стороны торчали ошметки обмотки. – Весь заработок такой жеж.
– Ох ты, Господи! – широко перекрестился его напарник. – Нонче вона люди бают, в лагере-то лучшее, чем на воле. Хлеб, кашу дают. А на воле чо? – он с видимым наслаждением затянулся, – вот те и вся воля туточки. Здеся куш вербовшики посулили, а хлеба, одежи нету, жить негде, гнус жрет поедом али мороз кусает, до дому начальник не пущает, документу нипочем не дает. Мы ж ево Христом Богом молили, пустите, видите ж, мрем тута. Отощавши еще с дому, сил нету, а баланы пудов пяток тянут, а то и поболе. А их ж по болоту тягать! Ну, пожалел он нас, все ж тако добрый человек, дал документу. Тако идем таперича, тута хлеба просим, тама еще чо. Беретов сто почитай на чугунке проехали, нету боле денег совсем. Не чаем как до Питера добрести.
– А в Питере чо? – зло сплюнул молодой. – Накормят тебя в Питере, как жеж.
– В Ленинграде накормят, – вмешался я в перепалку. – Большой город, не откажут, а лучше к ремеслу пристраивайтесь, – вспомнив историю, продолжил: – Только не вздумайте на Украину или в Поволжье идти, недавно слышал от ученых друзей – голод там ожидают великий через два или три года.
– Тако будем сызнова христарадничать, – покорно согласился старший, совершенно не обратив внимание на предупреждение.
– Одежу чаял справить, – удивительно, но молодого парня тоже не заинтересовали слова о голоде. – А теперь домой голышом придем. Ну, пошли чо ли?
Двое вольных граждан СССР поднялись на ноги. Старший умильно посмотрел на меня:
– Можа хлебца лишку найдется?
– Хлеба нет, – ответил я, поднимаясь вслед за ними. – Но знаете, я же ученый-биолог! Мне и не нужен хлеб совсем, вот, – я протянул горсть захваченных пожевать в дороге подсохших кусков «подкорья».
– Не, – враз поскучнели мужики. – Благодарствуем, но режка-то[50] у нас есть покуда, только ей и пробавляемся. Да только силы с нее нет вовсе!
На этом и расстались. Как ни хотелось мне расспросить о выживании на подножном корму крупнейших в мире специалистов этого дела, русских крестьян, но неуместно, как-никак назвался типа-ученым, вредно усугублять странности, когда за спиной застава на заставе. Но странное безразличие, выказанное мужиками по поводу грядущих событий, накрепко врезалось в память. Разгадка пришла лишь много позже: научным языком – я превысил горизонт планирования, а говоря проще, нельзя напугать грядущими ужасами тех, кто, без малейшего преувеличения, живет словами «а кабы к утру умереть – так лучше было бы еще».
Едва уйдя за поворот, я перешел на бег – хотел догнать лидера, старика с козой на веревке. Да еще сзади замаячили какие-то дорожные рабочие, не иначе, обходчики. Кто разберет, что у них на уме, и какие в их тусовке приняты расценки за бегунков. Но старания не помогли, спокойных километров вышло до обидного мало. Впереди показался невысокий, но длинный мост через реку, аж на двух быках, и я с ходу свернул в лесок – подыскивать наблюдательный пункт.
Против удивления, моего «донора» никто не задержал ни с ближнего конца, ни с дальнего. Пропыхтел дымом паровоз навстречу, затем реку пересекла группа неплохо одетых мужчин, поболтавшая о чем-то минут пять с догонявшими меня обходчиками, и опять поезд, только уже попутный пассажирский. Хоть как рассматривай сооружение, нет ни постоянного караула в специальной избушке, как на Кемском, значительно более крупном мосту, ни тайной засады в лесу, как на мелком мостике через Летнюю.
Немалая радость – пробежать километр за пять минут куда лучше, чем тащиться в обход полдня. Заодно можно утолить жажду в реке с название Поньгома, даже в таком насыщенном ручьями и болотами краю тяжело без фляги. Всего-то спуститься по заботливо выкошенному с осени откосу…
![Павел Дмитриев - Анизотропное шоссе [СИ]](/uploads/posts/books/no-image.jpg)