Дебора Моггак - Тюльпанная лихорадка
Но что такое реальность? Разве он не чувствует, что эта картина – реальная, подлинная жизнь? Сквозь ложь его кисть пробивалась к правде. Ян заново создавал для нее мир – и как она сияла ему в ответ! София стояла у окна и читала письмо. Когда она уйдет, на ее месте останется это сияние.
Ян быстро рисовал. Он чувствовал себя живым – до упоения, до дрожи, и не только от любви. Здесь было нечто большее. Раньше ему казалось, будто он просто размазывает краски по холсту. И только теперь Ян работал по-настоящему.
24. София
Кто ищет благ в краю чужом?
Для девушки милей свой дом.
Из студии Яна я вылетела как на крыльях. Улица была пуста, никто меня не видел. Мимо прошмыгнул бездомный кот. Я решила, что это хороший знак. В отличие от Марии, рабски послушной суевериям, я сама определяла, какая примета для меня добрая, а какая нет. Я сбежала, нарушила все правила – и никто не смог меня поймать. Те большие двери на верхнем этаже – я из них вышла и… не упала. Я полетела! Кто-то сделал меня легкой и неуязвимой.
Стоял яркий солнечный день – настоящая весна. «Давай проведем эту ночь вместе». Господи, как я его люблю! Наверное, меня должна мучить совесть, но часть моей души словно заснула. Я была как экипаж, который несли взбесившиеся лошади: бесполезно натягивать удила. Меня не могла удержать даже вера. Я потеряла над собой контроль. Когда-нибудь я буду за это наказана, но только не сегодня, не сейчас.
Все это я чувствовала, шагая по цветочным рядам рынка (гиацинты, ослепительно синие на солнце) и мимо домов с ярко-зелеными дверями. Это была «блокирующая» техника, которую я использовала еще в те времена, когда меня бил отец. Словно отделяясь от своего тела, моя душа свободно бродила где-то рядом, а я смотрела на себя со стороны. Мне было больно и страшно, но меня это не касалось.
Я уже давно не думала об отце, вообще ни о ком не думала. Любовь заставила меня полностью уйти в себя. Раньше я любила отца, а он любил меня; правда, напившись, он часто колотил меня. Это был страстный человек, разочарованный в жизни и искавший утешения в вине. Когда он умер, я сильно страдала. Видимо, поэтому всегда искала мужчину постарше или, по крайней мере, не возражала против стариков. Мне было четырнадцать лет, когда отец умер. Я думала: если Бог меня любит, зачем Он причинил мне такую боль? Разумеется, на то была Божья воля, но почему я чувствую себя так, будто меня предали?
Я не могла задавать подобных вопросов вслух, поэтому предпочла о них забыть. У нас католики мирно живут с протестантами, так же как я живу со своим мужем. Однако вера, какой бы она ни была, всегда лежит в сути вещей; это фундамент, на нем мы строим свою жизнь. Мы живем в присутствии Господа. Сияние этого дня: солнце, небо, охапки гиацинтов, – только Его заслуга, и мы поем Ему славу, познавая имя Божье через красоту. Нельзя пренебрегать этим безнаказанно.
На самом деле мне грозила смертельная опасность. Солнце согревало меня своим теплом, сердце пело от радости. Я искренне верила, что могу сохранить свою тайну. В субботу вечером муж пойдет на ужин, устроенный городской стражей. Там он напьется и вернется очень поздно. Я украдкой выскользну из дома и проведу вечер со своим возлюбленным, как мы с ним запланировали. Если Мария будет спать, я опять возьму ее одежду. В последнее время она много спит – ложится сразу, как закончит домашние дела. Что с ней такое? Мои мысли завертелись вокруг нашего свидания. Как я была счастлива – и как слепа!
Впереди меня ждала пропасть – а я верила, будто могу летать.
Мария сидела в кухне и чистила лук. Комната была в полном беспорядке: погасший очаг, капустные очистки, немытая посуда на полу. Сегодня я даже не заглядывала в кухню: утром у меня был урок пения, а потом я весь день провела в городе.
Похоже, Мария тоже уходила куда-то спозаранку. Ее плащ лежал прямо на полу. Рыжий кот дремал рядом, греясь в лучах солнца. Мария оглянулась на меня. По ее щекам текли слезы. В первый момент я подумала, что это из-за лука.
– Ты уже погладила белье? – спросила я.
– Мадам, мне нужно вам кое-что сказать. – Ее лицо вдруг сморщилось. – У меня будет ребенок.
Я налила ей немного бренди. Мария с жадностью сделала глоток.
– А я ему верила! Думала, он женится на мне. Говорил, что возьмет замуж…
– Где он сейчас?
– Боюсь, не случилось ли чего. Это не похоже на Виллема…
– Что произошло?
– Он пропал, – завыла служанка. – Утром я ходила на рыбный рынок. Я его давно не видела. – Она снова глотнула бренди. – Он обещал, что женится!
– Где он, Мария?
– Не знаю. Виллем продал свою долю в деле – они работали на пару с другом… это было еще неделю назад… а потом просто взял и не пришел на рынок. Исчез. Никто не знает, где он. – Мария разрыдалась. – Он меня бросил. А я думала, что любит! Господи, что мне теперь делать? Как быть с ребеночком…
Кот широко открыл пасть и зевнул. Встал с ее мятого плаща и прилег на другое место.
– Но как он мог так поступить с тобой? – спросила я. – Разве не знал, что ты…
Мария покачала головой.
– И тебе не известно, где он сейчас? Где живет его семья?
– Во Фрисланде.
У Марии текло из носа, волосы выбились из чепца и рассыпались по лицу.
– Ты должна найти его и выйти за него замуж.
– Но я не знаю, где его искать! Он меня бросил, я ему больше не нужна…
– Если Виллем узнает, что у тебя будет ребенок…
– Он сбежал! Вы понимаете, госпожа? Он сбежал.
Мария сидела передо мной, тяжелая, как квашня с тестом. Я нагнулась к ней и неловко обняла.
– Бедная моя девочка…
Кот начал тереться о наши ноги.
В голове у меня все перемешалось. Я должна была жалеть Марию – и действительно жалела, – но гораздо больше дрожала за саму себя. Я ведь тоже легко могла забеременеть. Кто из двоих мужчин будет отцом ребенка? Мария напомнила мне о собственном нечестье. На ее месте вполне могла бы оказаться я – и каковы тогда были бы последствия? Я словно почувствовала дыхание какой-то высшей силы, которая определяет наши судьбы. И эта сила наказала за мой грех мою служанку.
Я сидела на своей кровати, пытаясь собраться с мыслями. На лестнице послышались шаги Марии. Они звучали уже немного тяжелее. Я должна проследить за тем, как она приготовит ужин. Скоро вернется Корнелис и спросит, что случилось. В доме воцарилась мрачная, удушливая атмосфера: муж догадается, что что-то не так.
Мария вошла без стука, села рядом на мою кровать. Такая фамильярность меня удивила, но я решила, что она просто расстроена.
– Бедная девочка. – Я погладила ее по руке – вся кожа была в трещинках. – Тебе надо вернуться домой.
– Домой? – Мария уставилась на меня. – Я не могу вернуться домой. Какой позор!
– Но ты должна…
– Отец убьет меня!
– Ну что ты…
– Вы его не знаете!
– У моего отца тоже был крутой нрав. В конце концов он все равно тебя простит.
– Отец меня убьет, – повторила Мария. – Что мне теперь делать, госпожа? Вытравить плод? Или родить, а потом утопить в канале? Жить нищенкой на улице, стать падшей женщиной, бездомной, умереть от горя и стыда? – Она подняла голову и добавила: – Позвольте мне остаться здесь.
– Но я не могу, Мария. Ты знаешь, это невозможно.
– Значит, вы хотите выгнать меня на улицу?
– Можешь остаться здесь на несколько недель, но…
– Скажите прямо – вы меня выгоните?
Что надо отвечать в подобных ситуациях?
– Когда об этом узнает мой муж, у тебя не будет выбора. Мария, тебе нельзя тут оставаться.
Служанка глубоко вздохнула и посмотрела прямо на меня. Ее глаза сощурились.
– Если выгоните меня, я расскажу вашему мужу, чем вы занимались.
Я онемела. Я падала, падала в пропасть.
– Клянусь, я расскажу ему, – повторила Мария. – Мне терять нечего.
Слова застряли у меня в горле. Я не решалась на нее смотреть; вместо этого я уставилась в отверстие печи, огромный черный зев, выложенный огнеупорным кирпичом. Мне хотелось, чтобы он проглотил меня.
Наконец я пробормотала:
– Как ты узнала?
– Я не дура.
– Но как?
– Письмецо, которое вы разорвали, я прочитала. Да и читать было не нужно. Когда он сюда приходил, у вас все было на лице написано.
– Это было так заметно? – прошептала я.
– А в тот вечер я вовсе не спала. Видела, как вы накинули мой плащ, и сразу поняла, что к чему. Я бы не стала говорить, это не в моем характере, но раз уж вы так со мной обходитесь… – Мария одернула передник и поправила волосы. – И нечего смотреть на меня так, словно я хуже всех. – Она встала. – Если утонем, то вместе.
25. Корнелис
Если мужчина – голова, то женщина – шея, на которой эта голова сидит.
Из «Домостроя» XVII векаПо воскресеньям Корнелис развлекался тем, что провожал жену в церквушку, куда она ходила: домашний храм в католическом квартале возле Аудекерк. Ему нравилось возвращаться домой по улицам этого чудесного города, – какая красота, какое великолепие! – держа под руку Софию. Он считал, что это награда за трудную рабочую неделю. Мужчины смотрели на него с завистью, он раздувался от гордости. С ним здоровались все прохожие. Прогулка превращалась в публичную демонстрацию его богатства и успеха.
