А. Дж. Риддл - Эра титанов
– Вам когда-нибудь говорили, что вы та еще штучка, Сабрина?
– Вы не в состоянии посмотреть на ситуацию объективно, потому что у вас возникла эмоциональная связь с мисс Лейн…
– Неужели вам знакомо понятие эмоциональной связи с другими людьми? Или вы читали об этом в каком-нибудь журнале?
– Ваше предвзятое отношение совершенно очевидно. Состояние Уильяма Бойда с места 4Д внушает гораздо более серьезные опасения, чем состояние мисс Лейн. Но вы про него не спросили.
– Уильям Бойд не находился в утонувшей части самолета. А Харпер там была и чуть не ушла вместе с нею на дно.
– Он стоял в воде, в цепочке, которая передавала людей на берег. Но я говорю не о его роли в операции по спасению пассажиров. Вы не спросили про мистера Бойда, потому что у вас нет с ним эмоциональной связи. Вы необъективны, Ник. В отличие от меня. На самом деле, по причинам, которые вы только что озвучили, я имею почти уникальную квалификацию, позволяющую мне принимать логические и абсолютно неэмоциональные решения, связанные с лечением людей, и таким образом я получаю возможность спасти максимальное количество жизней.
– Дайте мне антибиотик, – потребовал я.
Шредер поджала губы и уставилась в пол.
– Вы меня слышали. Дайте антибиотик, Сабрина, – повторил я чуть громче.
– Вы мне угрожаете?
– Проклятье, вы совершенно правы, я вам угрожаю! От вас зависит жизнь человека, который мне небезразличен и перед которым мы все в неоплатном долгу, и я не допущу, чтобы из-за вас она умерла. Можете играть в свои дурацкие медицинские игры с кем-нибудь другим.
– Я знала, что этот момент наступит, но не ожидала, что угрожать мне будете вы. Я спрятала антибиотики и все лекарства.
Разумеется, она их спрятала. Я пришел в такую ярость, что перед глазами у меня появилась алая пелена. Но уже в следующее мгновение гнев улетучился, и ему на смену пришло сосредоточенное, безжалостное спокойствие.
Я развернулся и зашагал по проходу мимо Боба, рядом с которым стоял Майк.
– Мы готовы, Ник, – сказал он, но я даже не посмотрел в его сторону.
Я опустился на колени рядом с Харпер, засунул руку в карман ее промокших от пота джинсов и достал оттуда ключ, который дал ей накануне. В кабине пилотов я открыл ящик, откинул крышку и увидел там лежавшие как попало четыре пистолета.
Стрелять я научился еще в детстве: для ребенка, который рос так, как я, похищение детей являлось постоянной и совершенно реальной угрозой.
Я достал верхний пистолет и взвесил его в руке, сказав себе, что мне нужно его почувствовать и что я смогу сделать то, что задумал. И все же, сидя на корточках перед ящиком с оружием и держа пистолет, я понимал, что не способен на это. Вот что забавно: ты можешь легко представить себе, как совершаешь акт насилия, нечто полностью выходящее за рамки твоих представлений о морали, но, когда тебе в руки попадает средство, с помощью которого ты можешь исполнить задуманное, и твое решение становится реальным – только тогда ты понимаешь, на что действительно способен. Сам я способен не был и не знал, говорило это в мою пользу или нет.
Я очень надеялся, что помощь скоро подоспеет и мы будем спасены.
Засунув три остальных пистолета в карманы, я захлопнул крышку и, держа ключ в руке, несколько мгновений постоял около ящика, принимая другое решение, которое вполне вписывалось в мои представления о том, что хорошо, а что плохо.
Сабрина напряглась, когда я подошел к ней, но я просто протянул ей ключ.
– В кабине стоит ящик, который можно запереть. Вполне подходящее место для лекарств – находится рядом и защищено от внешних воздействий. Ключ только один – этот.
Шредер молча взяла ключ, посмотрев на меня холодными черными глазами, в которых я не увидел никаких эмоций.
– На случай, если это как-то повлияет на ваши математические расчеты, я должен сказать вот что: вы совершенно правы, у меня возникла эмоциональная связь с Харпер, – продолжил я. – Если она умрет, я погружусь в состояние депрессии. Это психологическая проблема. Полагаю, по роду ваших занятий вы знакомы с этим понятием.
Затем я замолчал и стал ждать, вынуждая ее ответить.
– Знакома, – отозвалась врач.
– В своем депрессивном состоянии я не смогу оставаться лидером и обеспечивать выживание остальных пассажиров. Как вы сами заметили чуть раньше, без меня в лагере разразится хаос, который может привести к чьей-нибудь смерти.
Сабрина переводила взгляд с меня на Харпер и снова на меня, и мне показалось, что я вижу, как у нее в голове заработал биологический компьютер, который она называла мозгом.
– Ваши доводы приняты, – сказала она наконец.
Выйдя наружу, я передал пистолеты командирам разведывательных отрядов. Мы решили изменить направление движения на сорок пять градусов: получилось, что три группы пойдут на северо-восток, юго-восток и юго-запад. Мы же с Майком и Бобом отправились по уходившей на восток тропе к сооружению из стекла и стали. Мы шли быстро, стараясь не терять времени, потому что хотели добраться туда до полудня.
– Стреляйте, только если вам будет угрожать какое-нибудь злобное животное – берегите патроны на случай крайней необходимости, – проинструктировал я всех разведчиков. – Если вам не удастся найти помощь, завтра на обратном пути попытайтесь подстрелить какую-нибудь крупную дичь – оленя, лося или корову, если попадется. Иными словами, все, что сгодится для еды. После этого бегите в лагерь и приведите помощь, чтобы отнести вашу добычу. Вы все знаете, в каком положении мы находимся, и я не собираюсь произносить речей. Правда состоит в том, что, если завтра мы не вернемся с помощью или едой, люди начнут умирать. Пожилые и более слабые пассажиры станут голодать, а кроме того, некоторые из тех, кто остался в лагере, отчаянно нуждаются в лекарствах. Значит, либо мы добьемся успеха, либо многие погибнут. Вот и всё. Удачи вам.
После этого все разошлись по своим направлениям, а мы с Майком и Бобом зашагали по тропинке через густой лес и покрывшиеся инеем поля. По мере того как поднималось солнце, высокая трава начала оттаивать, и у меня до колена промокли брюки. Утренний воздух был холодным, но мы шли быстро, и я не замерз.
Я шагал вперед, заставляя себя не думать про Харпер.
Каждый час мы останавливались, чтобы включить мобильные телефоны и сделать фотографии, но нам так и не удалось поймать сигнал или снять что-нибудь существенное. Все было, как рассказывал Майк: холмы, поля и лес, тянувшийся, казалось, до бесконечности. Мы смотрели по сторонам и вперед – и просто так, и в бинокль, который Боб вчера нашел в чьей-то ручной клади. Хотя бинокль нам почти не помогал.
Наконец мы добрались до гряды, с которой Майк сделал фотографию, и увидели восьмиугольное сооружение из стекла. Мне показалось, что оно находилось в десяти милях от того места, где мы стояли, и, как выяснилось позже, я не ошибся. Мы не стали останавливаться, чтобы перекусить, и пошли прямо к нему. Следовало отдать должное Уорду: он не отставал, хотя дышал заметно тяжелее, чем мы с Майком, и выглядел совершенно измученным. У меня возникло ощущение, будто с каждым часом Боб старел все больше, но, думаю, этот человек ни за что на свете не согласился бы пропустить такое приключение.
Примерно на полпути до странного здания, во время одной из остановок, которые мы делали каждый час, я посмотрел в бинокль по сторонам и кое-что заметил: каменный фермерский дом к югу и, возможно, еще один милях в десяти от него. Я постарался запомнить их местоположение, решив, что, если восьмиугольное строение окажется пустышкой, мы пойдем к дому. Несколько минут я рассматривал его, пытаясь отыскать там признаки жизни, но мне не удалось уловить даже намека на движение. Дом показался мне заброшенным.
Мы добрались до стеклянного сооружения, когда уже перевалило за полдень, и позже, чем я планировал. Вблизи оно оказалось значительно больше, чем когда мы смотрели на него с гряды: по меньшей мере пятьдесят футов в высоту и примерно триста в ширину. Стены были сделаны из матового стекла бело-голубого оттенка, все остальное, как мне показалось, из алюминия.
Ни к нему, ни от него не вело ни тропинки, ни проселочной или асфальтовой дороги, что выглядело очень странным.
Мы обошли диковинное сооружение по периметру, пытаясь отыскать дверь, и примерно на полпути я услышал, как щелкнули запоры. В следующее мгновение вверх поднялась панель, и в то, что мы увидели по другую сторону матового стекла, просто невозможно было поверить.
Мы замерли на месте, широко раскрыв от изумления глаза.
Я знал это место, я был здесь всего один раз в жизни, но тот день остался в моей памяти как одно из самых ярких воспоминаний детства.
Мне тогда было восемь, и всю неделю до того, как я сюда отправился, я считал дни и часы до этого мгновения. Меня приводило в возбуждение не само это место, а то, что я ехал туда с отцом. Тогда он был послом США в Соединенном Королевстве, и мы мало времени проводили вместе. А в тот день я чувствовал особую близость с ним.
