Октавиан Стампас - Рыцарь Христа (Тамплиеры - 1)
- Можно было бы предположить и такое, если бы не одна весьма важная деталь. Когда я увидел Генриха, я поразился тому, как сильно он постарел за последнее время. В тот год, если я не ошибаюсь, ему должно было исполниться пятьдесят шесть лет, а Генрих всегда отличался тем, что выглядел гораздо моложе своих лет, но там, на дне ужасной подземной воронки, я увидел старика лет семидесяти. Однако, когда колдовство стало действовать на него и он стал подниматься из-за стола и выпучивать глаза, лицо его начало зримо молодеть. Это невероятно, но я готов поклясться, что видел это собственными глазами. В тот миг, когда сердце его лопнуло, Генриху на вид можно уже было дать не более сорока-сорока пяти лет.
- Вот как? - страшно оживился Гийом.- Это ужасно интересно, особенно если учитывать, что, по слухам, тело его после смерти до сих пор никому не показывали.
- Да,- ответил я.- Огромный каменный гроб с телом Генриха до сих пор перетаскивают из монастыря в монастырь и не спешат совершить христианское погребение. Я так и не знаю, что произошло с лицом покойного после смерти. То ли он застыл, имея облик сорокалетнего мужчины, то ли, напротив, вмиг состарился так, что невозможно было его узнать. Нечто, что заставляет людей удивляться, все же, видимо, произошло, иначе как объяснить, что люди не спешат совершить подобающее захоронение?
- Да-а,- промолвил Гийом.- Значит, если не эликсир бессмертия, то некие заклинания способны сделать человека моложе его лет?.. Вот это поистине чудо, ничего не скажешь!
Что он хотел сказать этим, Христофор, я не знаю. Может быть, что все остальные чудеса, о которых я ему рассказывал - про Туле, про Святой Огонь не заслуживают доверия, а это дьявольское, колдовское чудо заслуживает? Я горько усмехнулся, глядя на француза-стихоплета, он заметил мою усмешку и поспешил загладить свои слова:
- То есть, я хотел сказать, истинное колдовство. Чудом, разумеется, можно назвать лишь то, что ниспослано нам небесами. Ну, рассказывайте дальше. Вам удалось поймать негодяя Артефия? А мерзавца Схарию вы укокошили?
- Представьте себе, ни то, ни другое я не смог сделать,- ответил я со вздохом и, усевшись поудобнее, продолжил свой рассказ.
Увидев гибель своего заклятого врага, последние мои надежды на спасение которого рухнули, я выбрался из подземелья и вскоре вновь очутился в Кафедральном соборе, вышел из него и встретился со своими тамплиерами. Мы принялись ждать, внимательно следя за тем, кто входит и выходит из храма. Примерно через час из дверей вышел именно тот, кого я больше всех ожидал Артефий. И он шел совершенно один. Выйдя на улицу, ярко освещенную луной, он огляделся по сторонам, накинул на голову капюшон и отправился в сторону Римских ворот.
- Ну, птицеловы, птичка наша выпорхнула из гнезда,- сказал я одноглазому Роже и сгорающему от нетерпения Хольтердипольтеру.- Надо постараться не упустить ее.
Стараясь передвигаться как можно тише, мы преследовали Артефия. У Римских ворот стража быстро пропустила его, а нас остановила и, лишь получив взятку, позволила тоже выйти из города. Мы успели увидеть фигуру Артефия он свернул с дороги и направлялся в сторону развалин старинного замка Меровингов. Каждый новый правитель Кельна намеревался сровнять с землей это жуткое место, которое жители города и окрестностей всегда старались обходить стороной, считая, что там селятся бесы. Перекрестившись и прошептав молитву Иисусову, мы двинулись следом за Артефием и вскоре очутились среди груды камней и поросших мхом и кустарником мрачных стен, оставшихся от некогда хорошо укрепленного замка. Здесь фигура Артефия на некоторое время потерялась, но потом мы увидели его в проломе стены. Он стоял в одном из бывших внутренних двориков перед развалинами фонтана, и смотрел на нас, явно услышав наши неосторожные шаги и ожидая, когда мы появимся. Увидев нас, он пошел вокруг фонтана и, покуда мы бежали к нему с криками: "Стой! Ни с места! Остановись!", исчез за бесформенным сооружением, представлявшим некогда какие-то фигуры, из которых давно уже не струилась вода фонтана. Роже кинулся вокруг развалин фонтана с одной стороны, а мы с Хольтердипольтером - с другой, но когда мы сошлись, никого вокруг не было, и сколько мы потом ни бегали по всем развалинам, не могли отыскать проклятого оборотня.
Вернувшись к фонтану, мы переворошили все его обвалившиеся камни, но и здесь не нашли ни дыры, ни лазейки.
- Действительно, птичка,- сказал Хольтердипольтер, указывая на ворону, сидящую на вершине фонтанного сооружения и каркающую так, будто издеваясь над нами. Увидев, что раздосадованный тамплиер собирается запустить в нее камнем, она каркнула в последний раз и улетела прочь, громко шелестя крыльями.
Отправившись в Юденорт, я вернул парнасу Нафтале все мое облачение и поведал о том, что мне довелось увидеть, намеренно опуская многие детали. После этого, без особой охоты, но осознавая, что не могу не сдержать слова, данного при мертвом теле бедняжки Ноэмини, я со своими рыцарями Храма, оруженосцами и слугами отправился в Аахен. Насколько мне было известно, Схария не обладал преклонным возрастом, и я намеревался, явившись к нему, предложить ему поединок. Таким образом я избавлял себя от необходимости совершить убийство и мог прикончить Схарию в честном бою. Правда, и тут было одно весьма неприятное "но" - не пристало благородному рыцарю сражаться на поединке с поганым христопродавцем, и в общем-то, можно было лишить Схарию жизни обычным путем, как раздавливают таракана или гадюку. В таких сомнениях и терзаниях я приехал со своими тамплиерами в Аахен, и судьба счастливым образом разрешила все мои внутренние противоречия. Когда мы заявились туда, где по сведениям Нафтале-бен-Елеазара можно было отыскать нашу жертву, мы нашли дом, полный рыданий и скорби, и узнали, что Абба-Схарйя-бен-Абраам-Ярхи скончался от грудной жабы прошлой ночью. Эта смерть, избавившая меня от необходимости исполнить данное обещание, стала еще одной загадкой - ведь, судя по всему, доверенный еврей бывшего императора окончил свои дни одновременно с Генрихом.
В Аахене мы задержались на несколько дней, поскольку там происходили пышные торжества по случаю приезда в город трех аахенских рыцарей, принимавших участие в крестовом походе и нашедших в Вифлееме Иудейском Честные Пелены Младенца Христа, которые рыцари привезли в свой родной город и поместили в алтаре Аахенского кафедрального собора, где стоит златой гроб Великого Карла. Все трое рыцарей были мне знакомы, и, встретив нас, они никак не хотели, чтобы мы уезжали.
- Требуем, чтоб вы остались у нас хотя бы до зимы! - настаивали они, и мы не могли уехать из Аахена почти неделю.
