Роберт Ибатуллин - Роза и червь
Есть только Клуб Восьми.
Восемь семей владеют половиной всей собственности в анархополисе. Восемь вооружённых до зубов частных армий охраняют эту собственность (главным образом друг от друга). Восемь делегатов от семей собираются в Клубе, формально – на частные вечеринки, а фактически… Нет, было бы неправильно говорить, что Клуб правит городом, ведь правление предполагает ответственность. Клуб контролирует город – так будет точнее. Хотя кто знает? Возможно, это не более чем теория заговора, и на клубных вечеринках лишь болтают о погоде и жертвуют на благотворительность.
Клуб заседал в восьмиугольном зале, отделанном морёным дубом и малахитом. Восемь дородных немолодых мужчин, одетых одинаково – в долгополые серые сюртуки и запоны из тёмно-зелёного бархата – вразвалку сидели в глубоких креслах. У каждого на платиновой шейной цепи висела эмблема клуба – восьмиконечная звезда из чёрных бриллиантов.
– Собратья! – Первый-из-Восьми встал и поднял хрустальный колокольчик. – Первоначально мы хотели посвятить это заседание…
Он замолчал на полуслове. Муха жужжала прямо над ухом. Муха, невесть как проникшая в этот хорошо изолированный, кондиционированный зал.
Первый-из-Восьми не мог публично ронять достоинство, занимаясь ловлей мух. К тому же его всё равно успели ужалить. Первый-из-Восьми сделал вид, что ничего не происходит, и после секундной заминки продолжал:
– … Состоянию рынка судебных услуг, и в особенности демпингу, который практикуют некоторые собратья. Но тревожная ситуация заставила изменить повестку. Итак…
Первого-из-Восьми забила дрожь. Он уже знал о симптомах мушиной болезни и понял, что это начало первого приступа… и всё-таки, прежде чем дрожь добралась до гортани и лишила его дара речи, успел закончить предложение:
– … Тема нашего заседания – вопросы производства инсектицидов.
На последнем слове Первого-из-Восьми схватил паралич. Некстати ему вспомнилось, что основатель анархо-индивидуализма Штирнер умер от укуса ядовитой мухи, и с этой тревожной мыслью он рухнул на пол – прямой, полный достоинства.
– Пророчества. Это точно было где-то в пророчествах, – бормотал гейммастер Валериан, листая толстую книгу в красной кожаной обложке. Мухи оглушительно жужжали у него над головой. – Надо посмотреть в указателе… Так… Мудрость… мужеложство… муки ада… мультиплеер… ага! Мухи, страница 891. – Он перевернул назад толстый блок страниц, пролистал, повёл по строчкам палец, красный и опухший от мушиных укусов. – Вот оно. «И воплотится тёмная сущность, нарицаемая Веельзевул, сиречь Повелитель Мух. И будет изгонять подобных себе именем своим».
Валериан поднял голову от книги и задумчиво устремил в пространство взгляд водянистых глаз. Мухи кружили у самого лица, но гейммастер больше не обращал на них внимания.
– И будет изгонять подобных себе именем своим… – шёпотом повторил он.
«Азатот» с погасшими радиаторами плыл над Землёй на фоне бледной зелени болот Окаванго. Параллельно ему плыли, выстроившись в очередь со стороны стыковочного узла, атмосферные шаттлы класса «Барракуда» – белые, обтекаемые, похожие на наконечники стрел или копий. Пришло время перевозить пассажиров «Азатота» на Землю, под пожизненный карантин.
Шаттл «Барракуда-5» отделился от стыковочного узла – крошечный рядом с громадой межпланетного корабля. Отойдя при помощи двигателей коррекции на безопасное расстояние, он зажёг маршевый двигатель. Длинная струя огня вырвалась вперёд по курсу. С точки зрения «Азатота», шаттл с ускорением помчался от него прочь, а с точки зрения Земли – начал тормозить, сбрасывая орбитальную скорость. Через десять минут, истратив большую часть топлива, шаттл развернулся носом вперёд и начал долгое планирующее снижение в атмосфере, в ореоле пламени, с вибрацией, грохотом и мучительными для пассажиров перегрузками. И вот, наконец, уже не с космической, а с самолётной скоростью шаттл зашёл на глиссаду космодрома Колонии Кап-Яр.
Его путь пролегал над Старым Волгоградом – неоглядным полем руин, и над новой столицей Иделистана, Эльдарабадом. Восточнее тянулась по степи взлётно-посадочная полоса космодрома, и именно к ней снижалась «Барракуда-5».
Всё ещё горячий, весь в мареве дрожащего воздуха, шаттл прокатился по полосе и встал у пассажирского терминала. Подъехал трап, а за ним вереница длинных представительских мобилей с гербом Кап-Яра – золотой ракетой в синем круге.
Из мобилей вышли и выстроились торжественной шеренгой руководители Кап-Яра. Вокруг них стаями вились мухи, но не кусали, так как все руководители были одеты в разноцветные дзентаи и шлемы с воздушными фильтрами. С тех пор как Эльдарабад охватила мушиная эпидемия, космики в Кап-Яре приняли меры защиты.
Люк шаттла открылся. На трап вышли затянутые в чёрное милитанты охраны, а за ними – сама Зара Янг, новый резидент Космофлота в Колонии. Нагая и прекрасная, как античная богиня. Зара ослепительно улыбалась, порывы ветра развевали лазурные волосы. По шеренге руководителей Кап-Яра прошла волна испуганного шёпота: «Грязь и гниль!.. Её что, не предупредили?…» Но все замолкли, когда Зара подняла руку, требуя внимания.
– Земляне! Космики и наземники! – торжественно воскликнула она (явно для эфира: среди присутствующих ни одного наземника не было). – Я счастлива сообщить вам, что средство от мелантемы найдено. Два великих учёных, Гвинед и Артур Ллойды, создали его на борту «Азатота». Мы немедленно начнём производство, и в ближайшие дни оно будет доступно всем жителям Земли.
Мухи гудящим облаком вились вокруг неё, и ни одна не кусала.
Венера. Голосование
Картина была, вне всякого сомнения, подлинная. Максвелл Янг не держал подделок. Кто-то из очень старых мастеров, судя по мглисто-коричневому колориту и растрескавшемуся лаку. Нагая женщина стояла, возведя к небу мечтательный взгляд и облокотившись левой рукой о череп. В этой руке она держала песочные часы, а в правой, опущенной к земле – розу. Над головой женщины висел уроборос, подобно нимбу или официальной ауре. Мало кто понимал, почему именно это полотно украшает комнату совещаний штаба Космофлота, да ещё и на таком почётном месте. Случайностью это, конечно, быть не могло. Всё в картине намекало на скрытый смысл, доступный лишь посвящённым.
– Начнём, коммандеры, – сказал Максвелл Янг.
Он сидел во главе длинного стола, как раз под картиной. Место по правую руку занимала, как всегда, Лавиния Шастри. Она неторопливо набивала неизменную трубку с длинным нефритовым мундштуком. Только ей одной и позволялись такие вольности – все остальные коммандеры сидели, вытянувшись по струнке, и единственным звуком в глухой тишине комнаты был хруст уминаемого в чашечке табака.
