Грег Бир - Город в конце времён
Он чувствовал себя маленьким, но вовсе не ничтожным. О, как много нового он расскажет Тиадбе при встрече! В том, что это обязательно произойдет, Джебрасси был абсолютно уверен, несмотря на присутствие угрюмого Высокана — кстати, это странно. Он бы, пожалуй, предпочел отправиться в одиночку.
Представитель древнего племени и Высокан — так называемый Ремонтник — могут ли они действовать как равные? Джебрасси был не прочь попытаться. Лишь бы Хранитель поспел за ним, когда они окажутся в Хаосе.
Гентун закончил давать последние указания Формовщице — пользуясь словами, которые Джебрасси не понимал, хотя и подозревал, что они были не то что бы запредельными для понимания, а попросту крайне специализированными.
— Последнее поколение, — произнес Гентун, когда они покинули креши. — Печально сознавать. Впрочем, с этим давно покончено.
— Почему? — спросил Джебрасси. — Разве древнее племя не стоило создания?
Гентун удивленно, но с уважением взглянул на юношу. Не исключено, что Библиотекарь либерально подошел к ознакомлению с информацией, или, по крайней мере, полностью удовлетворил квоту этого питомца по части изощренного понимания. Либо так, либо они недооценивали способности своих творений — подобно тому, как Эйдолоны снисходительно относились к способностям Ремонтников.
Худшая часть прелюдии к путешествию поджидала их при проходе сквозь Ярусы. Хранитель поделился с Джебрасси своим талантом быть невидимкой.
Выжили немногие питомцы. Они потерянно бродили по дымящимся руинам, всхлипывая при виде разрушенных жилых блоков, лугов и пажитей, хотя и пытались навести порядок, вернуть былой уклад жизни — но было совершенно очевидно, что это невозможно.
Если Джебрасси весьма поверхностно осознавал степень разрушения, постигшего верхние урбании, то здесь он получил жесточайший удар. Предвкушение опасностей и приключений окуталось черным саваном скорби.
С самого начала он понимал, что возвращения домой не предвиделось, — но сейчас начинало доходить, что возвращаться-то даже теоретически некуда.
— Мне очень грустно, — сказал он Гентуну, пока они на тайном лифте спускались к сливным каналам. — Почему грусть освобождает?
В мерцающем свете частично обрушенного неботолка путь по почерневшим каналам мимо внешних оконечностей трех островов, казалось, почти не занял времени. Однако долгий переход к лагерю, где некогда обучались и снаряжались путепроходцы, предоставил Джебрасси слишком много времени на размышления — его уверенность несколько поблекла, но тут, к счастью, они добрались до палаток и хижин, среди которых, в песке и пыли, было вытоптано множество следов.
Джебрасси присел на корточки. Кто-то стоял на коленях в этом самом месте. Юноша принюхался.
— Она была здесь, — заявил он.
— Я и не сомневаюсь, — пожал плечами Гентун.
— Еще далеко?
— Мы прошли тридцать миль. До внутренних генераторов — сорок, затем выход из Кальпы в зону Средиземья. После этого точных дистанций до какой-либо точки не существует. Здесь у нас последний шанс приписывать расстоянию смысл.
Джебрасси поразмыслил.
— Что случится, если Кальпа падет — передвижение окажется бессмысленным в любом направлении? И что если мы не сможем измерить, сколько…
— Сейчас не надо беспокоиться об этом, — прервал его Гентун. — Пока есть возможность, следует скорбеть по погибшим сородичам и предаваться воспоминаниям.
Гентун присел возле юноши, печального и гордого одновременно. «Как отец семейства», — сказал он себе.
Через некоторое время Хранитель отвел Джебрасси к серебристому куполу и показал последние три пары доспехов. Рассчитывать на советы Патуна-инструктора не приходилось, но они справились самостоятельно.
Джебрасси выбрал голубой скафандр и надел его без посторонней помощи. Похоже, юноша был создан для подобных действий. Гентун поделился с ним этим наблюдением, и молодой воин пожал плечами.
— Я ничего не помню до самого последнего момента… вообще ничего. Впрочем, мое тело, похоже, само знает, что и как делать. Или… или Библиотекарь до сих пор рассказывает мне мою же историю, только с небольшим опережением.
Эта ремарка поразила Гентуна. Спрашивается, кто теперь будет вожаком, а кто ведомым? Видно, меняются не только расстояния.
Хранитель примерил один из инструкторских доспехов. Тот вполне подошел к его куда более внушительному росту. Рукавицы он герметизировать не стал, пока что оставил как есть.
— У нас гости, — внезапно подал голос юноша.
Вдали появилась маленькая фигурка — ее силуэт бледно светился на фоне черных клякс, которые замарали песок и дно сливного канала. Фигурка перемещалась неловкими, судорожными скачками.
— Явно не из наших, — заметил Джебрасси, наливаясь тревогой. — А по росту не подходит под Высокана.
Гентун удлинил визуальный фокус, насколько позволяли возможности рядового Ремонтника. На поверку фигурка оказалась эпитомом, частью Великого Эйдолона.
Пришлось подождать.
— А я его знаю, — сказал Джебрасси. — Физиономия знакомая.
— У него имеется лицо? — поразился Хранитель.
Фигурка удивительно быстро покрыла остаток дистанции.
— Я пережил чудовищные потрясения, — первым делом пожаловался эпитом, присоединяясь к ним на песчаном дне канала. — Вернул себе первородную, материальную сущность. Похоже, до сих пор не везде все срослось. — Он приподнял бледную ручонку и покрутил ею в воздухе, скептически приглядываясь к пальцам, словно видел их впервые. — Ну что ты будешь делать, сплошные ограничения…
Эпитом с завистью взглянул на цветочный перст Гентуна.
— А что, он действительно полезен? Похоже, удобная вещица.
Гентун скривился при воспоминании о собственном возвращении к первородной массе — затем от неловкости сжал кулаки. В приличном обществе не принято упоминать цветочные персты.
— До моей окончательной закалки остается несколько часов, — сообщил эпитом. — Так что здесь… я какое-то время выживу. Но мне понадобится защита, как у вас. Вы чудесно смотритесь.
— Как нам следует обращаться к вам, Эйдолон? — спросил Гентун, чье недоумение приняло форму извращенной вежливости. Старый ритуал определенно ушел в прошлое. Насколько ему было известно, никто из Великих Эйдолонов никогда не возвращался к первородной ипостаси. В нынешних же условиях такой поступок выглядел оскорбительным — издевка и наглое присвоение последних привилегий, которыми располагали низшие касты.
— Зовите меня Полибибл, — ответил эпитом. — Кстати, через некоторое время я окончательно обрету мужскую форму — дань традиции, — так что у нас будет чисто мужская компания. Хотя подлинную сексуальность мы, похоже, все утратили — при возможном исключении в лице нашего юного протеже.
