Владимир Немцов - Счастливая звезда (Альтаир)
Еще с вечера Пичуев установил телевизор на командном пункте. Телевизор был с метровым экраном. Им особенно восхищался Лева Усиков. Вместе с друзьями он помогал ставить антенну, подводил кабель и чувствовал - себя незаменимым. Антенный кабель нужно вести умеючи, не делать острых углов, и в то же время изящно, со вкусом. Даже здешние опытные специалисты и то остались довольны.
Пичуев встал рано, проверил телевизоры, а потом, сам того не замечая, направился к палатке медпункта, задумался и опомнился лишь возле нее. Возвращаться было поздно. Зина, закутанная в платок, сидела на скамеечке, рядом лежали костыли. Пичуев отодвинул их в сторону, справился о здоровье и сел поодаль.
За последние дни с Зиной он виделся часто. Благо предлог подходящий. После нескольких взрывов следовало проверять с высоты, как изменилась карта района. Для этой цели на двух вертолетах решено поставить телекамеры. Передачу будут принимать в Москве.
Зина не раз поднималась на вертолете и хорошо пилотировала, поэтому, как только ей разрешат, она этим делом займется, а пока готовилась, изучала условия, аппаратуру, в чем ей усердно помогал Вячеслав Акимович.
Сейчас Зина попросила принести из палатки карту, чтобы наметить маршрут и определить наивыгоднейшую высоту полета. Развернув карту на коленях, захотела познакомиться с расчетами. Пичуев вынул из кармана блокнот. Она перелистала страницы, где была указана высота и другие данные, необходимые для будущих полетов, затем отдала блокнот и, потеплее закутавшись в платок, сказала:
- Как это все просто! Математика. Женя страдает, что ею нельзя проверять свои поступки. - Она помолчала, освободила руку из-под платка и скользнула пальцем по карте. - Так, Вячеслав Акимович. Здесь мы идем параллельным курсом.
Пичуев подавил вздох. Вот именно параллельным. Он должен будет лететь на другом вертолете на расстоянии в три километра. А вдруг и в жизни это расстояние никогда не сократится? Пути идут рядом, но не вместе. Математика наука точная - параллельные линии никогда не сойдутся. Эта мысль настолько его взволновала, что он не выдержал и спросил:
- Скажите, Зиночка... я может быть, линии не параллельны? - Он ладонью закрыл их на карте и сквозь нее почувствовал тепло колена. - Где-нибудь... пусть не скоро, но все же пойдут вместе? Пойдут? - Не знаю, Вячеслав Акимович. - Голос Зины дрогнул, но тут же стал твердым. - Линии часто пересекаются, а потом расходятся в стороны навсегда. Не будем говорить об этом. Подождем, проверим себя...
- Мне ничего не нужно проверять. - Пичуев взял ее руку и крепко прижался щекой. - Я давно все знаю... Может, с той минуты...
Зина грустно улыбнулась.
- Когда впервые увиделись? Пусть так... А сейчас не надо вопросов... Я сама вам скажу. - Глаза ее потемнели, стали глубокими.
- Так не бывает, Зиночка. Не скажете.
Пришла медсестра, посмотрела на их лица то ли с завистью, то ли с сочувствием, но, так или иначе, помешала дальнейшему разговору. Впрочем, он бы и остался неоконченным. Еще живы были печальные воспоминания, и Зина не могла их забыть.
На командном пункте под натянутым брезентовым тентом стояли длинные столы с аппаратурой. Внизу, у деревянного барьера тянулись серые, как ужи, резиновые и свинцовые кабели. На центральном месте в глубокой черной раме с длинным козырьком поблескивал экран телевизора.
Возле него томился Лева Усиков. Техники оставили его здесь вроде сторожа, а сами ушли проверять телекамеры. Женя строго-настрого приказал Левке спрятать руки под стол и ни в коем случае телевизор не включать. Оправдываясь необходимостью более тщательной проверки, любопытный Лева включал его поминутно, но после категорического приказа дежурил честно, наблюдая за тем, чтобы никто не прикасался к аппаратам.
"Доверили козлу капусту", - беспокоился Митяй и в свою очередь следил за Левой. Он хорошо помнил историю с "керосинкой" Багрецова, пострадавшей от Левкиного любопытства.
Женя и Вадим мирно беседовали неподалеку, но сами нет-нет да и взглянут, что делает "инспектор справедливости". Вот уж беспокойная натура!
Афанасий Гаврилович кого-то искал. Женя подбежал к нему, - не будет ли каких распоряжений.
- Нет, ребятки, спасибо, - сказал Набатников и передал ему пачку писем. Вот, почитайте, здесь дается оценка вашего "Альтаира". Идите, идите, потом потолкуем, - он проводил студентов за барьер.
Расположившись на скамье, подальше от посторонних глаз, друзья принялись читать и перечитывать письма от Бабкина, Нади, от других техников и лаборантов, от радиолюбителей.
Конечно, изобретателей "Альтаира"
прежде
всего,
интересовала техническая сторона дела, то есть четкость, яркость и устойчивость изображения, однако случай с Медоваровым вызвал у них вполне понятный интерес, отнюдь не меньший, чем сама техника передачи с "места преступления". Ребята обсуждали эту историю, спорили.
Лишь Багрецов, человек, которого она больше всего касалась, - ведь из-за него же Толь Толич показал свое истинное лицо, - был молчалив, рассеян и наконец ушел, чтоб еще раз одному перечитать Тимкино письмо. Он чувствовал, как сладко щемит сердце. "Дружба есть дружба, и от нее никуда не денешься", мысленно повторял он Тимкины слова.
А ребята все еще не могли успокоиться. Митяй солидно говорил о бдительности. Вот когда он понял всю ее сущность. Говорил, что история с Толь Толичем многому научила. Ведь когда-то Толь Толич нравился ему, уж больно вежлив, ласковый, и сейчас прикидывается ангелом. А все же Митяй не верит ему, что исправился. Уснула щука, да зубы целы.
Лева, мурлыкая себе под нос туристскую студенческую песенку о райском житье, где сейчас "совсем не тот народ", и что "все ангелы-хранители поперли в турпоход", зарисовывал в альбом пухлые облака.
Вдруг Лева оборвал песенку, захлопнул альбом и быстро заговорил:
- Только не перебивайте. Дослушайте хоть раз до конца. Мысль ужасно интересная. Предположим, что мы... это самое... вроде как нарочно, опять теряем "Альтаир"... Пойдет он гулять по стране. Его тайный глаз видит жизнь такой, как она есть... На улице, на вокзале... Никто не позирует перед объективом, не говорит речей. Ясно, что люди не обращают внимания на обыкновенный ящик, держатся перед ним просто, естественно, ну, вроде того, как мы уже видели.
Митяй громко зевнул и надвинул кепку на глаза.
- Не пойму - к чему ты клонишь? - сказал он лениво. - Люди, люди... Какое им дело до твоего ящика?
- А ты вдумайся поглубже. Значит, за твоими поступками можно наблюдать со стороны. Представь на минутку, что смотрят на тебя тысячи глаз, а ты их не замечаешь. Все по-прежнему - те же поступки, те же движения. Люди у телевизоров глядят и думают: "Грубоватый парень, да и... это самое... лентяй порядочный. Поспать любит, зевает все время. Вообще, воспитание неважное. А ведь, наверное, студент, комсомолец..."