Евгений Филенко - Галактический консул
— Вы и врачевать в плоддерах научились?
— В меру необходимости…
Шепча проклятия, Биссонет стянул ботинок. Кратов присел на корточки, помял его бледный голеностоп, несильно подергал за пятку. Ксенолог тихонько взвыл.
— Пустое, — сказал Кратов. — Сейчас я отключу нервы, чтобы не мешали. — Он коротко и сильно надавил на сокровенную точку над внутренней лодыжкой. — Полчаса полной неподвижности — и потрюхаем дальше.
— Но все еще болит! — сказал Биссонет сварливо.
— У сороки болит, у вороны болит, — пробормотал Кратов. — А у вас заживет.
— Что вы городите, какая, к черту, сорока?!
Негромко захрустел щебень под чьей-то поступью. Кратов обернулся. Это был уже знакомый Аафемт с оранжевым гребнем. Он стоял молча, уперев немигающие стеклянные глаза в моментально притихшего Биссонета.
— Странный повредил ногу, — быстро сказал Кратов. — Нужен отдых.
— Но Знающий может идти, — после небольшой паузы сказал Аафемт. Странный отдохнет и догонит.
— Странный не догонит, — возразил Кратов. И, усмехнувшись, добавил: Он Странный во всем. Может идти неверно и упасть. Его ум действует иначе, и конечности не подчиняются уму. За ним нужен присмотр.
— Тогда он не Странный, — сказал Видящий Внутрь, и в его словах Кратову почудилось скрытое благоговение. — Он Святой и мог бы обрести имагопревращение до срока, если бы не был Чужим. Тьморожденный-Тьморождающий Дракон останется подле него столько, сколько потребуется.
— Тьморожденный-Тьморождающий Дракон — тот, кто говорит со мной? осторожно уточнил Кратов.
— Знающий знает, — ответил Аафемт и сел где стоял, подоткнув под себя полы серой хламиды. И в его словах снова слышалось не менее двух смыслов.
Биссонет, загодя сморщившись, пошевелил больной ступней.
— Не болит, — сказал он удовлетворенно. — О чем вы толковали с этим аборигеном?
— О вас. Тьморожденный-Тьморождающий Дракон… Тьфу, наградил же местный бог имечком!
— Ну так окрестите его как-нибудь покороче, — предложил ксенолог. Все в вашей власти. Темнород, например…
— По сути верно, но смысл расплывается, — Кратов нетерпеливо пощелкал пальцами. Аафемт не без любопытства покосился на него и, лениво выпростав руку из своего тряпья, попытался воспроизвести этот жест. — Ладно, нарекаю его просто Тьмеон.
— Фу, пошлость! — скривился Биссонет. — Бульварщина! И, разумеется, вы просто не могли обойтись без нелепых аллюзий.
— Каких еще аллюзий?!
— Бросьте прикидываться поленом! Тьмеон, Археон…
— Мне и в голову ничего подобного не приходило! — попытался оправдаться Кратов. — Ну, неважно… Так вот, этот Тьмеон пришел к выводу, что вы святой.
— Вот как? — Биссонет расправил плечи, приосанился. — Что же, не он первый…
— Впрочем, я мог ошибиться в переводе, — ядовито произнес Кратов. Кажется, он хотел назвать вас юродивым.
3
Время исчезло.
Возможно, его течение сохранялось еще по ту сторону тяжкой плиты, что пролегла между дневным светом и подземной мглой. Сейчас в это верилось с трудом. Здесь было только пространство. Его можно было преодолевать, наматывая все новые и новые витки лестницы. Сколько их осталось позади? Никто не считал, а Тьмеон, добровольный проводник, каждый раз давал несоразмерные сведения… Пространство это можно было вдыхать, кривясь от отвращения, но с неизбежностью привыкая к его сырости и склепной затхлости. Или даже просто ощущать, сидя возле одной каменной стены и посылая взгляды по-над пропастью в противоположную, точно такую же, возле которой ты то ли пребывал полчаса назад, то ли спустя те же полчаса еще пребудешь.
Никто больше не спрашивал: «Куда мы идем?» Хотя бы потому, что ответ был заведомо не известен. Но иногда на лице Биссонета внезапно проступала тень смущенной улыбки, и он гнал ее, тряся головой и хмурясь. «Идиот, самонадеянный болван! — думал он. — На подвиги во имя науки потянуло. Твое место — за рабочим столом. Да, да, в мягком, черт возьми, кресле! И твой рабочий орган прежде всего голова, а не ноги…»
Кратов же в такие минуты тоскливо поднимал голову и бурчал себе под нос: «Эл, должно быть, уже прилетел. Ищет нас, беспокоится». Поначалу он пытался вызвать корабль по своему браслету — безуспешно. Экран браслета молча таращился на него мертвенно-мутным бельмом. И Кратов оставил эти попытки.
Только по лицу Тьмеона ничего нельзя было прочесть, а сам он не произносил ни слова, если к нему не обращались.
Можно было спускаться еще ниже. А можно было сесть и сидеть вытянув ноги. Этим ничего не менялось.
Они и сидели сейчас.
— Что это? — спросил Кратов притулившегося неподалеку Тьмеона, тыча пальцем перед собой.
Тот приоткрыл веки, густо и неряшливо накрашенные синим.
— Палец, — ответил он.
— Перестаньте, Кратов, — сказал Биссонет раздраженно. — Как вам не надоело?! У меня уже уши заложило от вашего гундежа.
Он устроился на камне, вытянув больную ногу. В данный момент нога, впрочем, не болела, но и для продолжительной ходьбы не годилась. По лицу ксенолога, оставляя грязные дорожки, стекали капли пота и пропадали в бороде. Было жарко, хотя из колодца бил мощный воздушный поток, — этакая естественная вентиляция, — и растекался где-то под темными сводами… Кратов сердито отмахнулся. Хотя, следовало признать, у него самого голова шла кругом.
— На что указывает палец? — уточнил он.
Тьмеон плавно перевел взгляд на призрачный светящийся клубок, угнездившийся в трещине скалы.
— Вода, — сказал он.
— Вот-вот, — позлорадствовал Биссонет. — А полчаса назад это был «ветер». А десять минут назад — «покрывало». А спустя пять минут это будет нечто не произносимое вслух в приличном обществе. Что мешает вам обозвать эти штуковины «светильниками» и никогда впредь к данной теме не возвращаться?
— Это не вода, Тьмеон, — настаивал Кратов. — Вода течет. Вода холодная. А это иное.
— Вы еще приведите ему химическую формулу, — съязвил Биссонет. — Если вспомните…
— Это течет, — промолвил Тьмеон. — И оно холодное.
Кратов с кряхтением поднялся и подковылял к «светильнику». Приблизил руку. Ладонь уловила ток прохладного воздуха.
«А если потрогать?» — подумал он бесшабашно.
— Не следует касаться, — сказал Аафемт. — Сначала будет гореть рука. Потом все остальное. Потушить нельзя. А Знающему это не нужно. Ведь он Чужой и не возродится после смерти.
Кратов пошарил в карманах брюк и к своему удивлению нашел непонятно как очутившееся там металлическое стило. Осторожно погрузил его кончик в трепетавшую субстанцию. Отнял стило — свет медовой струйкой потянулся за ним.
