Джон Кэмпбелл - Лунный ад
Вдруг в зале воцарилась тишина; все звуки утихли. От Двадцати поступила бессловесная команда «Молчание!». Затем поднялся Столь Верта, изобретатель.
Безжизненным, монотонным голосом он обратился к Совету.
Столь доложил о своем новейшем изобретении, машине, которая, как он говорил, может пересекать огромные межпланетные пространства. Каков был ее принцип, не помню. Так называемые механические чудеса века меня почти не интересовали; да и Столь Верта сам по себе личность малоинтересная.
Однако его слова, похоже, получили одобрение Совета, потому что они послали ему беззвучную похвалу.
* * *
Сариг Ом был вторым из тех, кого вызвали Двадцать. Когда он встал, я решил уделить ему больше внимания, чем остальным. Наука Сарига Ома представляла для меня интерес из-за сходства с моей собственной. Он изучал непостижимо большие величины; я же бесконечно малые.
Сариг подробно доложил о различных случаях, происшедших в небе, прежде чем перешел к действительно важной части своей речи. Тогда важность его слов не произвела на меня впечатления; но теперь у меня есть причина их вспомнить.
Он говорил о грядущем противостоянии с Сантелем, планетой, находящейся в непосредственной близости от нас. Он утверждал, что две планеты окажутся на минимальном расстоянии друг от друга последние почти пятьдесят маллахов. Он сказал, что нам представится прекрасная возможность установить связь с сантеляна-ми. Его доклад также был одобрен Советом.
Когда Сариг сел, я загорелся каким-то странным волнением. Затем незнакомый внутренний голос заставил меня встать. Это был приказ. Я обвел глазами зал и пристально посмотрел на Двадцать. Я получил приказ сделать свой доклад. Немного помолчав, я начал.
— Высшему Совету, юридическому органу Котара, я, Туол Оро, исследователь бесконечно малых величин, докладываю.
Это было обычное начало, его использует каждый ученый. Я продолжил:
— Мои труды за последний маллах, Почтенные Двадцать, не были бесплодными; мне посчастливилось сделать открытие, которому нет равных в истории микроскопии! Совету, безусловно, известно строение атома и его заметное сходство с Солнечной системой, с ее центральным телом, Солнцем, или, если речь идет об атоме, ядром и его вращающимися спутниками — планетами или орбитальными планетарными электронами. Концепция атома, разумеется, не принята как факт, но считается правдоподобной теорией. Пять сталло назад, используя совершенно новые принципы, я изобрел микроскоп настолько мощный, что сумел увидеть составляющие атома. Сами планетарные электроны рассмотреть не удалось из-за огромной скорости их вращения, но протоны были ясно различимы, как быстро вращающиеся, слабо светящиеся сферы. Естественно, от моего открытия у меня поднялось настроение; однако я чувствовал, что это только начало, и возможности, которые давало живым существам мое изобретение, поистине безграничны. Поэтому я безотлагательно принялся конструировать микроскоп гораздо более мощный, чем первый прибор. После четырех сталло напряженной работы мне это удалось. Новый прибор превзошел все ожидания; с его помощью я обнаружил нечто столь потрясающее и невероятное, что с трудом поверил своим глазам! Когда микроскоп был закончен, я направил линзы на частицу натрия. При взгляде в окуляр у меня забилось сердце! Что могло открыться моему взору? Множество самых невероятных догадок промелькнуло в голове, и все же увиденное мной не могло возникнуть даже в самых безумных мечтах! Перед моим взором предстала широкая долина, покрытая блестящей, многоцветной растительностью. Сначала я смотрел на нее, не веря своим глазам; затем зрелище пропало, сменившись закругленной вершиной холма. Как и равнину, ее покрывала такая же разноцветная растительность. Я медленно переводил взгляд с холма все дальше и дальше. На смену холму пришла другая долина, гораздо шире первой. Глядя на нее, я обратил внимание на феномен, который не заметил раньше. Растительность в долине двигалась, постоянно меняя положение. Я изменил фокус микроскопа, сосредоточив его волшебную силу на крошечном клочке открывшегося передо мной зрелища. Казалось, долина прыгнула к моим глазам. Я больше не видел огромного поля движущейся растительности; в поле зрения находилось только три растения. Выглядели они очень странно. Ничего общего с растущими в Котаре. По форме и размерам они походили друг на друга, а по цвету различались. Когда я впервые их увидел, это были маленькие, почти круглые шары, покрытые блестящей чешуйчатой оболочкой. Однако они росли у меня на глазах! По мере того как они росли, оболочка становилась все тоньше, и, наконец, прорвалась, разбросав по воздуху облака яркой пыли. Большая часть пыли улетела, но кое-что осело на землю. Там, где были сферы, остались три лужи слизи; в них-то и осела пыль. Затем наступило, вероятно, самое потрясающее! Частицы пыли, наверное, семена растений, упав в слизь, пустили ростки, проросли и достигли зрелости, а мгновение спустя в свою очередь тоже прорвались, выбросив семена. Все произошло так быстро, что казалось одним продолжительным движением. В своем интересе к долине и ее жизни я забыл о том, в каких странных условиях рассматриваю эту землю. Решив обнаружить местоположение этого мира, я начал медленно уменьшать мощность моего микроскопа. Я снова увидел панораму долин и холмов. Затем пейзаж стал выпуклым. Эта выпуклость увеличивалась до тех пор, пока, наконец, детали пейзажа стали незаметны, и я увидел в микроскоп огромный шар, медленно вращающийся вокруг своей оси. Пока он уменьшался в размерах и появились другие шары, мне открылась истина. Я обнаружил жизнь на протоне ядра атома натрия!
* * *
Этими словами я закончил свой доклад Совету.
Закончив, я продолжал стоять, ожидая, что Двадцать станут меня хвалить. Но похвалы не последовало. Вместо этого произошли две вещи, беспрецедентные в истории Котара. Никогда ни один из Двадцати не выступал во время заседания; и никогда ни один из шести Учителей не был публично приговорен Двадцатью. Случилось и то, и другое!
Сан Нобер, глава Совета, встал и сурово нахмурил брови. Он заговорил, и его слова прозвучали приговором правящему роду Котара.
— Ученые мужи, — сказал он, — за всю историю Совета нам не приходилось сталкиваться с подобной проблемой. Наши ученые всегда говорили правду. Но увы, эта традиция в прошлом. Вы, Туол Оро, — обратился он ко мне, — создали прецедент. Вы солгали! Ваши утверждения нелепы, абсурдны; в них нет ни слова правды. Нас учили, что нормальный человек не может лгать. Очевидно, вы сошли с ума. Вы сумасшедший, несмотря на то что душевные болезни сейчас почти неизвестны. Если бы не отчеты о ваших прошлых открытиях, вы были бы приговорены к смерти. Благодаря им вы останетесь в живых. Но будете изгоем общества. Можете жить среди своих собратьев, но они будут знать о вашей недееспособности. Из-за вашей лжи или душевной болезни вы станете предметом жалости и презрения. А сейчас вы должны уйти; в Зале Совета вам не место!
