Алексей Корепанов - Призрачный сфинкс
Доктор Самопалов взял газету вовсе не для того, чтобы прочитать материал о марсианском Лице. Он свернул ее трубочкой и медленно направился к окну, дабы прихлопнуть надоевшую своей бесполезной шумной возней глупую муху. Увидев на пустыре за больничной стеной скопление необычно одетых людей, а также таких раритетных для современного города животных, как лошади, Виктор Павлович забыл про муху. Он во все глаза глядел на непонятное сборище, в котором выделялись двое мужчин в ярко-оранжевой одежде, напоминающей то ли комбинезоны гонщиков «Формулы-1», то ли спецкостюмы летчиков-испытателей.
– Эти двое из экипажа «Арго», командир и специалист по Марсу, ареолог, – внезапно прозвучал позади него негромкий голос Ковалева.
Доктор Самопалов медленно повернул голову. Демиург-Ковалев сидел на своей койке спиной к нему и, как и раньше, смотрел на стену.
Некоторое время Виктор Павлович молчал, переводя взгляд со скопления странных людей на пустыре на Ковалева и обратно, а потом задал вопрос. Вернее, два вопроса.
– А кто другие? – спросил он. – Это материализовавшиеся фантазии Корепанова?
– Нет никаких материализовавшихся фантазий, Виктор Павлович, – услышал он в ответ. – Есть только иллюзия. Еще одна маска, скрывающая пустоту.
Доктор Самопалов потер висок и промолчал. Он не собирался вступать в дискуссию и не считал себя вправе вести какие-либо дискуссии. Он вновь повернулся к окну – и не увидел там ничего. Вообще ничего.
«Надо лечь», – подумал он, забыв, что собирался расправиться с мухой. Впрочем, никакой мухи уже не было – она то ли вырвалась, наконец, на свободу, то ли просто исчезла.
Некоторое время доктор Самопалов смотрел в окно, пытаясь отыскать хоть какую-нибудь черточку, хоть какую-нибудь тень, хоть какой-нибудь отсвет окружающего мира, а затем осторожно положил трубочку-газету на подоконник – она тут же с шорохом развернулась – и приготовился к тому, что больничная палата вместе с Ковалевым сейчас тоже исчезнет. А потом исчезнет и он сам, Виктор Павлович Самопалов. Чтобы возникнуть в каком-то другом сне…
Но ни Ковалев, ни палата пока не исчезали. В тишине раздался характерный звук вставляемой снаружи в дверь съемной дверной ручки, и в палату нетвердой походкой вошел санитар Сиднин. А за ним следом какой-то незнакомый, сухощавый, лет пятидесяти, с буратиньим носом.
– Виват, господа пациенты! – сипло провозгласил Сиднин и пошатнулся. Глаза его пьяновато поблескивали. Буратино с любопытством выглядывал из-за его спины, растягивал губы в нетрезвой улыбочке.
Мимоходом непленяем грозный царь чудной ашока ступа будды обратилась в ступу с бабою ягою вера бред а панацея лишь удар электрошока дабы взвиться джонатаном или вольтовой дугою…[4].
Ковалев произнес все это вполголоса, на одной ноте, так и не удосужившись отвести взгляд от стены.
– Цитируют – значит уважают, – заявил Сиднин, плюхнулся на свободную койку и жестом пригласил Буратино последовать его примеру. – Вера – бред! Истинно! А электрошок – эт-то хорошо, это оч-чень пользительно на предмет избавления от иллюзий.
Он обхватил рукой за шею пристроившегося рядом приятеля, с пьяным прищуром обвел взглядом Ковалева и доктора Самопалова, который все еще стоял у окна.
– Господа! Виктор Палыч! Позвольте представить вам выдающегося графика современности Владимира Кирянова! Именно выдающегося, а не известного или там знаменитого. Специализация – химеры и ф-фантасмагории. Напяливает, понимаешь, на пустоту разные бредовые маски – тем и интересен!
Поздним вечером маску снимает, устав,
И задумчиво в зеркало долго глядит…
Каждый вечер глядит и глядит в тишине,
Словно силится что-то найти в глубине…
Может быть, вместо маски ДРУГОЕ найти?
…Там, где маска была – пустота. Пустота…
Это вновь прозвучал в палате приглушенный и монотонный голос Демиурга-Ковалева.
Сиднин отрицательно поводил пальцем:
– Не, я такого не писал. Это не мое! И в-вообще не в тему – о другом речь.
– Почему же не в тему, – неожиданно трезвым чуть надтреснутым голосом возразил Кирянов. – Последняя строчка очень даже в тему. «Там,где маска была – пустота». Очень даже… Кстати, знаете, с чем ассоциировали Сфинкса древние греки? С душевными болезнями и смертью. Вот так. А в средневековой литературе, философии, теологии и психологии, – Кирянов с нажимом произнес последнее слово, – Сфинкс символизирует, цитирую по памяти, «чудовищные силы разрушения мысли, речи и рассудка». Весьма симптоматично, вам не кажется?
Он смотрел на доктора Самопалова, но Виктор Павлович уже не слушал. Санитар и Кирянов сидели на кровати лицом к нему, и дверь находилась за их спинами – и там, у этой двери, стоял человек в черном пла…
…Сергей сумел таки удержать ускользающий мир.
«Главное – сосредоточиться, во что бы то ни стало сосредоточиться, сконцентрировать на нем все внимание, – мысленно твердил он, имея в виду то, что находилось перед ним, – ни в коем случае не отводить глаза, не моргать, не дать ему исчезнуть!»
Он буквально вцепился взглядом в парящее в пустоте перед ним полузнакомое лицо с бездонными агатовыми глазами. Глаза были чистыми, холодными и пронзительными, они не оставляли никакой надежды. Улыбка застыла на тонких губах, а по щеке медленно катилась прозрачная слеза.
«Сосредоточиться, не отводить взгляд…»
Шевельнулось, сдвинулось с места, начало приподниматься и отделяться – и Сергей вдруг понял, что это сама собой снимается маска, Черная Маска Смерти, сквозь прорези которой глядят на него безжалостные глаза.
Кто-то смеялся.
Маска пропала, растворилась без следа, и под ней…
А кто-то все смеялся и смеял…
Кировоград, 2001-2003.
Примечания
1
Описываемый далее случай с «Черным графом» является действительным случаем из врачебной практики. – Авт.
2
Далее описываются действительные случаи из врачебной практики. – Авт.
3
Из стихотворения Валерия Сиднина «Компилятивное сновидение». – Авт.
4
Из стихотворения Валерия Сиднина «Компилятивное сновидение. – Авт.
