Роберт Хайнлайн - Рассказы. Миры Роберта Хайнлайна. Том 24
Из-за этого покой многих недавно опочивших в Хьюстоне был потревожен. В девять часов воскресного утра Рейнолдс пошел к Мэри Клиффорд, чтобы сказать ей, что она может лечь спать или сменить оператора по Уилмингтону, если у нее еще есть силы. Он обнаружил Мэри в глубоком обмороке, уложил ее в постель, гадая, знает ли она, что бомба в Хьюстоне обезврежена.
Одиннадцать городов и восемь людей. Бабуля Уилкинс «держала» четыре города. Никто, кроме нее, не мог взять на себя даже два. Рейнолдс тупо подумал, какое это чудо, что они все же держатся, — это чудо намного превосходило все, что операторы демонстрировали когда-либо.
Когда он вернулся, Хэммонд поднял на него глаза.
— Заменили кого-нибудь?
— Нет. Эта девочка Клиффорд выбыла надолго. Значит, в конце концов мы потеряем не меньше полудюжины городов.
— Наверняка некоторые из них уже обезлюдели.
— Будем надеяться. Еще бомбы найдены?
— Пока нет. А как вы, доктор, себя чувствуете?
— Как покойник трехнедельной давности. Рейнолдс устало рухнул на стул. Он подумал, не стоит ли разбудить кого-нибудь из спящих и посмотреть, в каком они состоянии, но тут внизу раздался шум. Рейнолдс выбежал на лестничную площадку. По лестнице поднимался капитан военной полиции.
— Приказано доставить ее к вам. Рейнолдс поглядел на женщину, шедшую за капитаном.
— Дороти Брентано!
— Ныне Дороти Смит!
Сдерживая дрожь нетерпения, он объяснил ей, чего от нее ждут. Она кивнула.
— Все это я еще в самолете усекла. Карандаш есть? Тогда пишите: Сент-Луис в прибрежном складе с вывеской «Барлетт и сын. Оптовая торговля». Ищите на чердаке. В Хьюстоне… нет, ее уже нашли. Балтимор — на корабле в доках, название «Золотой берег». Какие там еще города? Я потеряла уйму времени, вынюхивая там, где ни черта нет.
Рейнолдс уже во весь голос вызывал Вашингтон.
Последней от вахты освободилась Бабуля Уилкинс. Дороти обнаружила еще одну бомбу в Потомаке; миссис Уилкинс грубовато велела ей не лениться. В Вашингтоне всего было четыре бомбы, что миссис Уилкинс, оказывается, знала с самого начала. Дороти нашла их за одиннадцать минут.
Спустя три часа Рейнолдс, который никак не мог заснуть, зашел в гостиную офицерского клуба. Несколько членов его команды закусывали и слушали радиопередачу о нашем воздушном налете на Россию. Рейнолдс даже слушать не стал — ну, разбомбят там Омск или Томск, Минск или Пинск — ему сегодня не до этого. Медленными глотками он пил молоко и думал о том, что никогда в жизни больше не прикоснется к кофе. К его столику подошел капитан Майклер.
— Вас вызывает генерал. Быстро!
— Чего это он?
— Я сказал — быстро! А где тут Бабуля Уилкинс… о, вот она! А кто такая Дороти Смит?
— Та, что сидит рядом с миссис Уилкинс.
Майклер ввел их в кабинет Хэнби. Тот кивнул.
— Садитесь вон там. Вы, леди, тоже. Постарайтесь держаться в фокусе.
Рейнолдс обнаружил, что он находится как раз против экрана телевизора, на котором возникло изображение Президента. Выглядел Президент таким же усталым, каким чувствовал себя Рейнолдс, но все же улыбался.
— Вы доктор Рейнолдс?
— Да, мистер Президент.
— А эти дамы — миссис Уилкинс и миссис Смит?
— Да, сэр.
Президент тихо сказал:
— Вы трое и все ваши коллеги получите благодарность от имени республики. И мою личную — тоже. Но это подождет. Миссис Смит, бомбы еще есть, только они в России. Не может ли ваш удивительный дар обнаружить их там?
— Господи, откуда же мне знать… Можно попробовать…
— Миссис Уилкинс, а вы можете взорвать эти бомбы, хоть они и находятся от вас далеко?
Ко всеобщему удивлению, глаза Бабули блестели так же ярко, как обычно; она была оживлена в высшей степени.
— Мистер Президент!
— Сможете?
Взгляд Бабули устремился в неизвестные дали.
— А вы дайте нам с Дороти тихонькую комнатку подальше отсюда… да чайник с хорошей заваркой. Только чтоб чайник был побольше.
ВОДА ПРЕДНАЗНАЧАЕТСЯ ДЛЯ КУПАНИЯ
Ему казалось, что жара в долине сильнее обычного, но жарко здесь всегда. Долина Империал — это естественная парилка: она расположена на 250 футов ниже уровня моря, отделена от Тихого океана горами у Сан-Диего, а от Калифорнийского залива — возвышенностью на юге. На востоке между долиной и бурной рекой Колорадо стеной встали Шоколадные горы.
Он остановил машину у отеля «Барбара Уорт» в Эль-Сентро и вошел в бар.
— Шотландского.
Бармен налил ему стакан виски, а рядом поставил стакан с ледяной водой.
— Спасибо. Выпьете со мной?
— Не откажусь.
Посетитель отхлебнул виски, запил его глотком воды.
— Вот как раз нужное количество воды в нужном месте. У меня гидрофобия.
— Чего?
— Я не люблю воду. В детстве я чуть не утонул, с тех пор боюсь воды.
— Да, воду пить противно, — согласился бармен, — но поплавать я люблю.
— Это не для меня. Именно за то я и люблю долину, что здесь нет оросительных каналов, тазов, лоханей и стаканов. Всегда с ужасом возвращаюсь в Лос-Анджелес.
— Если вы боитесь утонуть, — ответил хозяин, — то вам лучше быть в Лос-Анджелесе, чем в долине. Мы здесь находимся ниже уровня моря. Вокруг нас вода, мы на самом донышке. А что, если кто-нибудь вытащит пробку?
— Пугайте этим свою бабушку. Береговая линия — не пробка.
— А землетрясение?
— Чепуха. Землетрясения не сдвигают горы.
— Ну, не обязательно землетрясение. Вы слышали о наводнении 1905 года? Колорадо тогда вышла из берегов и образовалось Салтонское море. Да и насчет землетрясений слишком уж не обольщайтесь: долины ниже уровня моря не образуются сами по себе. Сан-Андреасский разлом огибает эту долину наподобие знака вопроса. Только представьте себе, какой должен был быть толчок, чтобы тысячи квадратных миль земли оказались ниже уровня моря.
— Не пытайтесь меня напугать. Это было тысячи лет назад. Получите, — он положил банкноту на стойку и вышел. — Ну и зануда! С таким характером нечего лезть в бармены.
Термометр в затененном проеме двери показывал 118 градусов.[19] Зной был почти осязаемым он жег глаза, иссушал легкие, хотя приезжий и шел по теневой стороне дорожки. К машине будет невозможно притронуться: надо было поставить ее в гараж. Он обошел вокруг машины и увидел, что кто-то нагнулся над левой дверцей.
— Черт возьми, что вы здесь делаете?
Человек вздрогнул и обернулся, показав бесцветные хитрые глаза. На нем была пиджачная пара, грязная и неглаженная, без галстука. На руках и под ногтями — грязь, но не трудовая: мозолей не было. Безвольный рот портил его не лишенное приятности лицо.
