Дэвид Герролд - Ярость мщения
Я ненавидел его и любил.
Почти как Джейсона.
Но это было другое чувство.
Потому что здесь в богов играли мы – а не черви. Это было нечто большее. Форман и я спустились с помоста, и мы все уселись на пол и стали разговаривать. Мы говорили об ответственности человеческих существ друг перед другом и о том, каково находиться в ловушке своего тела.
Мы говорили о том, о чем действительно хотели говорить.
И я знаю, что сейчас это звучит глупо и слезливо – но под всем этим мы начали обнаруживать, как заботимся и даже любим друг друга.
Не так, как большинство людей понимают любовь, но тем не менее любим.
Салли-Джо вела курс сексуальной коррекции.
Она велела студентам достигнуть эрекции.
"Корешок мне суньте в рот,
Двиньте к югу и наоборот
– Чувству пространства посвящается лекция".
Занятия, что вела она в этой школе,
Были чуть более чем недозволенные:
"Влейте мне с исподу
Ложку клеверного меду
И булки мои месите, я не чувствую боли.
Потом получше завернитесь в одеяло.
Я сяду сверху, и чтоб у вас стояло.
Я на вас надену ради смеха
Украшенье с перьями и мехом
И стану задом ерзать как попало.
Теперь, когда пальцы у вас липкие,
Завяжите меня в узелки гибкие,
Ну-ка, жару поддайте,
За титьки меня пощипайте,
А сейчас мы с вами прилипнем.
Забудьте о кнуте и наморднике,
Закажите себе, греховники,
Чистого вазелина,
И батут из резины,
И другую сбрую у шорника.
А теперь, когда пружины скрипят
И начинаю я потихоньку стонать,
Слезьте с моего брюха
И вложите мне в ухо,
Я послушаю, что он хочет сказать".
"Я не знаю, сколько это может стоить,
– Сказал студент, себя не в силах успокоить.
За какие такие провинности
Я лишился невинности?
Хотя, честно сказать, того это стоит!"
65 ГРЯЗНЫЕ ЛИМЕРИКИ
Не удивительно ли, как много могут получить два человека, просто сияв свою одежду?
Соломон Краткий.Разумеется, мы закончили вечер в постели.
Она распустила свои темно-рыжие волосы, и они водопадом заструились по ее плечам. Она сняла блузку и бюстгальтер, и я увидел, какая жемчужно-гладкая у нее кожа. Ее груди были розовые и твердые. Она сняла трусики, и я начал давиться от смеха: попку покрывали веснушки.
У нее были самые ДЛИННЫЕ ноги.
Я не возражал бы провести между ними остаток жизни.
Она пустила меня в постель и в свое тело. Я вообще перестал думать и отдался течению. Я растворился в веснушчатом розовом лице, в нежных красных поцелуях.
Лиз была алым океаном, штормовым, волнистым. Меня поднимало на гребень и опускало вниз. Я чувствовал себя как человек, застигнутый ураганом. Мое сердце билось как сумасшедшее. Я мог умереть прямо сейчас. но это ничего не значило. Приподнявшись, я согнул ее колени, прижал их к ее груди и продвинулся еще глубже. Она обвила меня ногами и начала задыхаться, смеяться и плакать. Когда она кончила, по ее телу пробежала легкая дрожь наслаждения, а потом она сжала меня еще сильнее, обняла еще крепче, и держала, и держала. Я чувствовал, как она содрогается и трепещет подо мной, вокруг меня, и я взорвался в нее.
А потом мы обрушились друг на друга и перекатились на бок. Я по-прежнему оставался в ней.
Я разрешил себе заглянуть в ее глаза. Они сияли.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – ответил я.
Мы лежали и глубоко дышали.
– Теперь я знаю, – засмеялся я.
– Что знаешь?
– Каково это – поиметь полковника. Раньше мне всегда приходилось пускаться в обход.
Она расхохоталась.
– Поверь мне, поиметь капитана гораздо забавнее.
– В самом деле?
– Будь уверен. Сам увидишь, когда станешь полковником, – М-м, я люблю, когда ты говоришь гадости. – Я сменил позу, она улыбнулась. – Теперь скажи: «Генерал».
– Бригадный, – прошептала она.
– О, я не могу. Она усмехнулась.
– Хочешь знать одну вещь?
– Какую?
– Я искал тебя.
– Я тебя тоже.
– Ты хочешь сказать, что я был не просто пристанищем на одну ночь?
– Нет, был, но кто сказал, что пристанища на одну ночь не могут быть приятными и нежными? И не обязательно влюбляться,
– Беда в том. что я-то как раз влюбился.
– М-м. – Она помолчала. – Вот уж не думала, что ты вернешься с задания.
– Никто не думал. – Я повернулся, чтобы можно было смотреть ей прямо в лицо. – Знаешь, я часто представлял себе, как это выглядит – заниматься с тобой любовью.
– Правда? – Ее голос смягчился. – Ну и что ты представлял?
– М-м… – Я старался вспомнить, но не смог и снова засмеялся.
– Что?
– Я забыл.
– Нет, не забыл. Просто не хочешь говорить.
– Честно, забыл.
– Капитан, я могу вам приказать.
– Полковник, все, что я могу рассказать, обернется для меня большими неприятностями.
– Тогда я приказываю рассказать.
– Нет, сэр!
Она перекатила меня на спину и оказалась сверху. Она была удивительно сильной.
– В чем это ты не хочешь признаваться? Говори! – Увидев выражение, мелькнувшее на моем лице, она набросилась на меня. – Вот оно! Говори.
– Я люблю тебя.
Она моргнула.
– Что ты сказал?
– Я люблю тебя. Видишь, я же говорил, что мне это принесет одни неприятности.
Она шмыгнула носом, сдерживая слезы.
– Нет… просто… ты застиг меня врасплох. – Она снова шмыгнула. – В армии неодобрительно смотрят на капитанов, которые влюбляются в своих полковников. И между прочим, на тех, что спят с ними, тоже. Я догадываюсь почему. – Она улыбнулась сквозь слезы. – Наверное, вид плачущего начальника подрывает боевой дух.
Я притянул ее к себе и поцеловал. Ей стало хорошо, и мне тоже.
Отстранившись, я посмотрел ей в лицо и сказал: – Понимаешь, это правда. Я действительно люблю тебя. И ты приказала мне сказать об этом.
– Знаю. Мне надо винить себя.
– За что?
Она мотнула головой, и ее рыжие волосы накрыли нас обоих.
– Не обращай внимания.
– Нет, продолжай…
Она снова мотнула головой.
– На этот раз я приказываю.
Она посмотрела на меня с ехидным самодовольством.
– Ты не можешь мне приказывать. Я выше по чину.
– Ты не хочешь снять свой чин в постели?
– Зачем?
– Ну, для одной вещи… – Теперь я смотрел на нее сверху вниз. – Ты сняла мундир. Откуда я знаю, что ты полковник?
– Я трахаюсь, как полковник, – чопорно заявила она.
– Для меня это пустой звук. Я никогда не трахался с другими полковниками.
– Ты хочешь, чтобы я подождала, пока ты это сделаешь?
– Нет, я хочу, чтобы ты ответила на вопрос.
– Какой вопрос?
– Которого ты пытаешься избежать. Чего ты не хочешь говорить? Я признался, теперь твоя очередь.
