Роджер Зилазни - Остров мертвых
Грин-Грин снова замолчал.
— И что же было дальше? — поинтересовался я.
— Я остался один.
Вдалеке прокричала птица. Ночь дышала сыростью, и влажные испарения, казалось, обволакивали весь мир. Я ждал, что вскоре на востоке заалеет горизонт. Я глядел на костер и в его отблеске не видел знакомых лиц.
— После вашего рассказа теория автономного комплекса разваливается на куски, — сказал я. — Но я слышал, что психические расстройства, которыми страдают телепаты, могут передаваться другим. Здесь, наверное, что-то в этом роде.
— Нет. Мы с Белионом были связаны обрядом конфирмации. Он нашел себе другого фаворита и бросил меня, переметнувшись к нему.
— Я до конца не верю, что Белион — нечто реально существующее.
— Как?!! Вы — Великий Носитель Имени, и не верите? Вы наносите мне оскорбление.
— Ну, ладно, не делайте из мухи слона. Не ищите пайбарды там, где ее нет и в помине. Я только сказал, что не до конца верю. Я просто не знаю. Итак, что же случилось после того, как Шендон вступил в сговор с Белионом?
— Он, повернувшись ко мне спиной, медленно отошел прочь от расселины, лежавшей между нами.
Я больше не существовал для него. Я телепатически проник в его сознание и понял, что Белион остался с ним. Шендон поднял руку — и весь остров задрожал. Тогда я обратился в бегство. У причала стояла лодка. Отвязав ее, я поплыл к другому берегу, прорываясь сквозь бурлящие водовороты. Внезапно началось извержение вулкана. Я обернулся назад и увидел жерло огнедышащей горы, поднимающейся со дна озера. Посреди острова, подняв руку, стоял Шендон, окутанный дымом и пламенем. Тогда я решил разыскать вас. Лишь потом я получил ваше мысленное послание.
— Скажите, а умел ли Шендон пользоваться энергетическими источниками?
— Нет. Он даже не ощущал их присутствия.
— А что случилось со всеми остальными пленниками?
— Они сейчас на острове. Правда, кое-кому для успокоения пришлось дать наркотики.
— Понятно.
— Может, вы передумаете и поступите так, как я вам посоветовал?
— Нет.
Мы минут пятнадцать посидели молча, пока не стало совсем светло. Туман начал постепенно рассеиваться, но небо по-прежнему было облачным. Края облаков пламенели в лучах рассветного солнца. Подул сильный ветер. Я размышлял о своем бывшем тайном агенте, забавляющемся игрой в извержение вулкана и запросто говорящем с Белионом. Пришла пора нанести ему удар, пока он опьянен новой силой и властью. Лучше всего было бы убрать его с острова подальше, закинув куда-нибудь в отдаленный уголок Иллирии, где еще не успел поработать Грин-Грин, и где животный и растительный мир будут моими союзниками. Ясно, как дважды два, что там ему нечего будет мне противопоставить. Я хотел разлучить его с другими обитателями Острова мертвых, но не знал как.
— Интересно, сколько времени у вас ушло на то, чтобы так испоганить это место?
— Я начал работать над изменением местности лет тридцать назад, — признался он.
Покачав головой, я поднялся и стал забрасывать землей костер, пока пламя не погасло.
* * *Давным-давно, в стародавние времена, центром мира, как считали древние скандинавы, была пропасть Гиннунга, в которой вечно царили сумерки. С северного края она оканчивалась льдом, зато с южного полыхало пламя. Многие века две стихии боролись друг с другом, огонь расплавлял лед, текли реки, и в пропасти зародилась жизнь.
А шумерский миф повествует об Эн-Ки, который победил в схватке Тиамата, морского дракона, и, усмирив его, отделил землю от воды. Надо полагать, что Эн-Ки представлял собой нечто вроде огня.
Ацтеки же считали, что первый человек был создан из камня, а огненное небо послужило предзнаменованием новой эры.
У людей бытует масса представлений о конце света: Страшный Суд, Gotterdammerung[111], расплав атомов. Я много раз наблюдал, как уходят люди и миры (и в прямом, и в переносном смысле). И всегда было, есть и будет одно и то же. Всегда — лед и пламя.
Совершенно неважно, какое у вас академическое образование: в душе вы алхимик. Вы живете в мире твердых, жидких и газообразных тел, а также процессов теплообмена, которые способствуют переходу материи из одного состояния в другое. Есть вещи, которые вы осознаете, и есть вещи, которые вы чувствуете. То, что вам известно об их природе, тесно связано с древними представлениями. Чувственное восприятие каждодневной реальности — от утренней чашечки кофе до запуска воздушного змея — основывается на четырех идеальных элементах, о которых говорили еще древние философы: земля, воздух, огонь, вода.
Давайте рассмотрим каждую субстанцию по порядку. Воздух ничего особенного из себя не представляет, с какой точки зрения его ни рассматривай. Без него нельзя жить, но, поскольку он невидим и поведение его не поддается наблюдению, его воспринимают как нечто само собой разумеющееся. Им можно пренебречь.
Земля. Вся беда в том, что она чересчур устойчива и прочна. Твердые предметы характеризуются удручающим однообразием.
Огонь и вода ведут себя совсем по-другому. Они бесформенны, но обладают цветом. Они всегда в действии. Призывая грешников к раскаянию, духовники или провидцы очень редко грозят тем, что божий гнев обрушится на их головы в виде оползней или ураганов. Нет, в наказание за неправедные дела они пророчат им потоп или геенну огненную. В развитии первобытного человека произошел огромный скачок, когда он научился добывать огонь и тушить его водой.
Издавна считается, что в аду бушует пламя, а океан заселен чудищами. Я полагаю, что случайности здесь нет. Оба элемента подвижны, а движение — признак жизни. Они оба таинственны и непостижимы и обладают разрушительной силой. Не удивительно, что все мыслящие существа во Вселенной относятся к огню и воде с одинаковым уважением. Это — взгляд алхимика.
Мы с Кэти тоже были как две стихии. У нас был бурный роман, загадочная, непонятная страсть, наносящая обиды и раны, то пробуждающая к жизни, то зовущая к смерти.
До того как мы поженились, она два года проработала у меня личным секретарем: маленькая смуглянка с красивыми руками, которой очень шли яркие цвета. И еще она очень любила бросать крошки птицам.
Я нанял ее через агентство на планете Маэль. В пору моей юности считалось большой удачей взять на службу умную, красивую девушку со знанием стенографии и машинописи. Когда мы познакомились, на рынке рабочей силы предложение намного превышало спрос, академическое образование обесценилось, а требования к правильной и своевременной обработке лавины деловых бумаг повысились. Я принял ее по совету компаньонов моей фирмы, узнав, что она — обладательница диплома, полученного на Высших Курсах Секретарей при одном маэльском институте. Боже мой! Даже вспоминать страшно, что творилось у меня в первый год ее службы. Все валилось у нее из рук. То у нее ломалась моя персоналка, то она по полгода забывала отдать мне срочную корреспонденцию. Я не пожалел затрат и отремонтировал для нее пишущую машинку XX века. Я обучил ее машинописи и стенографии, и вскоре она стала не хуже старых выпускниц колледжа со званием «референт-делопроизводитель». Деловая жизнь вернулась в нормальное русло. Из всего моего окружения только она одна умела разгадывать ребусы: оставляя записки, мы часто сочиняли их друг для друга, чтобы другим ничего не было понятно, и это нас объединяло. Она была как яркий огонек, а я — большое влажное покрывало. В первые месяцы ее работы я не раз доводил ее до слез. Но вскоре она стала незаменимым помощником, и я понял, что не могу без нее обходиться не только потому, что она — хороший секретарь. Мы поженились и шесть лет были счастливы, вернее, шесть с половиной. Она погибла при пожаре на пристани в Майами, куда отправилась, чтобы встретить меня и отвезти на конференцию. Она родила мне двух сыновей, и один из них еще жив. С тех пор пожары преследуют меня всю жизнь. Вода же всегда была моим верным другом.
