Ольга Онойко - Дикий Порт (Райские птицы)
Машина уносится по налётанному пути — туда, откуда пришла.
— Коня на скаку остановит, — беспомощно говорит энергетик Высокой тройки, роняя голову на руки. — В горящую избу войдёт… дура! Нашла двух дураков! Молодых! Элька! Чего делать?
У Ценковича отрешённый вид. Слишком спокойный. Застылый.
— Она живёт в своём собственном мире. — Элия пожимает плечами. — Где «делай, что должно — и будь, что будет». И она может себе это позволить. А парни слишком ей доверяют.
— Головы поотрываю, — горестно сообщает Кхин. — Безмозглые.
Ценкович поднимается. Накидывает пиджак, подтягивает галстук.
— Вот теперь я всё понял, Ваня.
— Что?
— Нужно закрыть колонию. Пусть отменят все рейсы. Позвони командующему гарнизонным флотом. Я уверен, что есть космодромы помимо городского.
— Есть, — отзывается Батя. — Толку не будет.
— Это почему?
— Чтобы бывший пират не прошёл мимо армейских сканеров?
На мгновение Элия замирает. Потом кулак его с размаху врезается в лакированную поверхность стола.
— Вызову «Азаров», — свистящим шёпотом говорит Ценкович. — Эскортный флот в боеготовность. И перехват.
— А вот это лишнее, — мрачно отвечает премьер Седьмой Терры. — Элька, не увидят здесь люди прямой связи. Увидят прямую агрессию. А единственная агрессия, которая нам сейчас разрешена — против исполнителей…
Кхин отвечает на звонок губернатора, в двух словах одобряет предложение Лауреску — снять руководителя местного управления безопасности с должности главы штаба. Сам губернатор возьмёт на себя ответственность. Не произнесено, но все понимают — местер Лауреску подозревает, что в его СБ есть пособники террористов. У него не так много способов доказать союзникам свою лояльность.
С ректором Академии Джеймсона уже связались. Обсуждают детали. Ясно, что экстрим-команды не успеют вовремя; но их всё же вызовут. Это необходимый шаг.
Внутренние войска и местный спецназ всё время визита находились в состоянии повышенной готовности. Никаких эксцессов в Городе не случилось. Кроме первого истерического пикета не отмечалось и волнений. Сейчас не столь многочисленные силы придётся распылить. Отправить полицейских в пригородные посёлки. Выделить группы для усиления периметра безопасности вокруг космопорта, для охраны морских портов. Наконец, значительный отряд должен отправиться к лечебнице.
Людей не хватает.
Обращаться к жителям колонии Лауреску опасается. Может начаться паника, активизируются скрытые сторонники «Независимости» — рядовые граждане, не знающие никаких инструкций, кроме собственного мнения. Тогда ход событий не предсказать никому. Даже руководителям сепаратистов.
— Местер Лауреску, — глуховато, почти мягко говорит Иван Михайлович. — Вы можете лично связаться с руководством «Независимости»?
Губернатор отводит взгляд. Ему заметно тяжело смотреть в лицо семитерранину.
— Это было первое, что я сделал, — признается он. — Они отрицают причастность к захвату. Кто-то использует их имя.
Кхин сидит, угрюмый и молчаливый, скрестив на груди руки. Оперативный штаб в экстренном порядке собирается в вестибюле «Кайссара». Через считанные минуты высшие лица двух колоний отправятся к «Ласковому берегу». Название лечебницы звучит странной и страшной насмешкой.
— Ваня, — говорит Ценкович, — честно скажу: я всю жизнь верил только в бесконечный прогресс науки и величие человеческого разума. Но сейчас готов молиться какому угодно богу, чтобы Тишка не ринулась в самое пекло. С неё же станется. Как Януш Корчак. Если нельзя помочь, то хоть умереть вместе…
Батя невнятно ругается, не меняя позы. Долго и многоэтажно.
— Ты понял, чего она хочет? — спрашивает он, наконец.
— А ничего другого и не остаётся, — вскидывается Борода. — Север!
Кхин не помнит, когда Элия переключил браслетник в режим прямой связи, но экран вспыхивает немедля. Никаких посредников. Впрочем, Руслана и Гюнай Батя сам уже успел отправить в оперативный штаб.
Устанавливается голограмма. Темноволосый парень озадаченно смаргивает, но удивления в его чертах нет.
«В большой дружбе с Солнцем, — проскальзывает мысль. — Знал… ладно, потом разберёмся».
— Васильева и Тихорецкую ко мне, — приказывает Элия, не давая особисту даже выговорить приветствие. — Ты с Чиграковыми — тоже. Морально готовься ко временной спайке.
— Эльнаумыч, а Кайман…
— Я вас сам амортизирую.
На потрясённое молчание уходит не больше доли секунды.
— Есть.
Ласковый ветер струится с моря. В жарких лучах плывут цветочные ароматы. Деревья, точь-в-точь похожие на земные сосны, словно поют, стройные, недвижные в невероятно прозрачном воздухе. По краям клумб сидят, как большие белые птицы, врачи и медсёстры лечебницы — те, что постарше. Остальные стоят. Метрах в двадцати есть скамейки, но никто не решается отойти.
Местра Надеждина смотрит на одноэтажное здание столовой. Такое красивое. «Ласковый берег», последнее детище Андрюши Хасанова, создавшего когда-то Райский Сад…
За плечом триумвира беззвучно рыдает Стелла.
Её выпустили, доступно объяснив, что к чему. Отобрали браслетник, сунув взамен в руки карточку связи. Белая эта карточка до невозможности похожа на визитку триумвирата, и функция у неё приблизительно та же — только один номер… Браслетник выключили, на случай, если захотят выйти на связь сами.
Местра Ароян снова и снова напоминает себе, что она — врач, она — начальница здесь, вся ответственность лежит на ней, и нужно блюсти достоинство, сохранять спокойствие, готовиться к риску и принять наказание, которое безусловно заслужила…
— Алентипална, — с трудом выдавливает она, — там… я подумала, что можно было бы сбежать через кухню или туалеты, но так только здоровые дети бы смогли… а потом… одна повариха, Ева, решила попробовать… и они её… её…
— Вы пытались вступить в переговоры? — спрашивает местра Надеждина.
Стелле хочется закричать, что ей в спину тыкали дулом, и вот все переговоры, какие были! Но перед ней — не Волшебная Бабушка, которую ждут каждый год куда больше, чем Деда Мороза, которая одаряет не всех, зато настоящими чудесами.
Даже не добрейшая местра Алентипална.
Перед главным врачом «Ласкового берега» — триумвир Седьмой Терры.
Ей не жалуются.
Ей докладывают.
— Некоторое время я сама была в числе заложников, — говорит Стелла, чувствуя, как возвращается самообладание. — Мне объяснили ситуацию. Потом… потребовали, чтобы я стала посредником.