Александр Казанцев - Арктический мост
— Я так рада, Николай Николаевич! Здравствуйте! Что означает ваша телеграмма? Ведь отсрочка невозможна.
Николай Николаевич пожал Ане руку и, выразительно осмотревшись кругом, направился по дорожке от станции.
— Это невозможно, — говорила Аня, идя под высокими тополями, окаймляющими тротуар. Она старалась казаться спокойной и говорить убедительно, серьезно. Пальцы ее мяли белую лайковую перчатку. — Ради того, чтобы не отложить вылета на месяц, я сама доставила из Восточного порта недостающее оборудование лунолета.
Николай Николаевич быстро взглянул на Аню:
— Вы недавно были в Восточном порту?
— Да, была… Николай Николаевич, в следующем месяце будут менее благоприятные условия. Я не вижу причин… — Аня протянула руку и с силой отломила свисавшую ветку. — Я так торопилась последние дни. — Она улыбнулась. — Вы знаете… я ни минуты лишней не провела в Восточном порту, несмотря на то что встретилась там… притом через несколько лет…
— Вы встретились? — быстро спросил Николай Николаевич.
— Отсрочка невозможна! Да и народу сколько сюда съехалось.
— Я прекрасно понимаю ваши аргументы, Анна Ивановна. Но ведь меня вы еще не выслушали.
Аня смутилась:
— Так ведь вы молчите, Николай Николаевич, как всегда.
— Ах, вот она где встанет, — заметил Волков, когда они повернули за угол. Он остановился и внимательно оглядывал устремленное в небо решетчатое сооружение.
— А вот и лунолет, — указала Аня на раскрытые ворота ангара, где блестело что-то серебристое.
Волков направился к ангару.
— В чем дело, Анна Ивановна, вы узнали? — спрашивали инженеры отставшую Аню.
Заложив руки за спину, Николай Николаевич рассматривал исполинский ракетный корабль.
— А я и не знал, что вы с ним уже встретились в Восточном порту, — тихо сказал Волков, когда Аня подошла к нему.
— Не с ним, а с ней. Когда-то, еще во время корейской войны, мы вместе работали в корабельном госпитале…
Волков улыбнулся и ничего не сказал.
— Николай Николаевич, — начала тихо Аня, — если вы думаете, что мы сделаем попытку опуститься на лунную поверхность, то даю вам честное слово…
Жестом Волков остановил ее. Они обошли вокруг гигантской ракеты. Потом Аня провела гостя внутрь. Когда они шли по цилиндрическому коридору, Николай Николаевич вдруг сказал:
— Совсем как в подводном доке Арктического моста. Вам это не напоминает?
Аня вздрогнула.
— Вот рубка управления, — сказала она, открывая герметическую дверь.
Через толстое стекло, занимавшее всю переднюю часть кабины, была видна смотревшая в небо огромная башня крана.
— Мы будем лететь к Солнцу, чтобы использовать его притяжение… Завтра Луна окажется на нашем пути… Для окна предусмотрен специальный фильтр. — Аня протянула к пульту руку и нажала кнопку. Послышалось легкое шуршание, и все стекло затянулось розовой пленкой. — Теперь без боли можно смотреть на Солнце.
— И видеть все в розовом свете.
— Да, правда. А я и не подумала об этом, — рассмеялась Аня.
Волков уселся в кресло водителя и потрогал рычаги. Ане пришлось объяснить устройство каждого из них.
— Почти совсем как в ракетном вагоне, — заметил Николай Николаевич.
Аня нахмурилась:
— Не совсем. Там не было боковых и тормозящих дюз.
Кроме Ани и Волкова, в рубке никого не было. Продолжая сидеть в кресле и внимательно рассматривая приборы, Николай Николаевич спросил:
— А вы вспоминаете о нем?
— О ракетном вагоне? Он кажется мне прототипом этого корабля. Сколько институтов, сколько умов, сколько новых решений и находок… а конструкция чем-то похожа.
— Нет, я спрашиваю об Андрее Корневе.
Николай Николаевич искоса взглянул на Аню. Возможно, из-за светофильтра лицо ее показалось ему залившимся краской.
— Об Андрее? — тихо повторила Аня и почему-то прикрыла дверь в цилиндрический коридор. — Вы знаете, Николай Николаевич, не могу объяснить, но в последнее время я себе места не нахожу. Особенно после встречи в Восточном порту. Я вам когда-то рассказывала о Барулиной… Она была врачом на том корабле, где Андрей… Я встретила ее. Столько воспоминаний!.. Я очень, очень прошу вас, не задерживайте наш отлет!
— Нет, отлет я ваш откладываю. Это уже решено, — твердо сказал Волков.
— Но почему, почему? — Аня прижала руки к груди. — Ведь вы ответственный человек, чем вызвано ваше решение? Нет причин…
— Есть причины, — веско сказал Николай Николаевич. — Я хотел вам сообщить, что Андрей Корнев жив и вернулся к нам.
Аня ничего не ответила. Николай Николаевич сидел лицом к пульту и не поворачивался. За собой он не слышал никакого движения. Снаружи доносились глухие удары. Вероятно, стучали по обшивке корабля. Перед Волковым прыжками двигалась секундная стрелка хронометра. Он следил за тем, как переползала она из левой половины циферблата в правую.
— Он здоров теперь. Много перенес. Пролежал несколько лет в параличе, потерял память…
Стрелка хронометра поднялась вверх, прошла через верхнюю точку и стала спускаться.
Волков обратил внимание, что средняя часть пульта, по-видимому, опрокидывается. Он протянул руку и, взявшись за специальные выступы, дернул их на себя. С легким звоном доска пульта подалась и стала поворачиваться, превращаясь в маленький столик. С обратной стороны ее было зеленое сукно. В образовавшейся нише стоял красивый чернильный прибор, а около него портрет в рамке.
Николай Николаевич пододвинул к себе рамку и, надев очки, посмотрел на фотографию. Морщины на лице его разгладились. Держа фотографию в руках, он обернулся.
Аня быстро спрятала платок в карман. Потом она опустилась на колени и, прижавшись щекой к плечу Николая Николаевича, долго смотрела вместе с ним на портрет Андрея.
Глава шестая
ПОДВОДНЫЕ ГОНКИ
Степан Григорьевич Корнев стоял, скрестив руки на груди и наклонив голову. Он словно внимательно рассматривал мозаичный пол, повторявший рисунок потолка, а потому казавшийся его отражением.
На перроне вокзала «Мурманск — подземный» было тихо. Около колонны выстроилось тридцать молчаливых фигур, одетых в одинаковые черные пары. Это были инженеры — руководители строительства.
Две девушки вынесли из диспетчерской легкий столик, накрыли его красным сукном, потом принесли блестящие металлические стулья.
Отдаленный шум, доносившийся из темных круглых отверстий, куда уходили рельсы, внезапно смолк.
Послышались тяжелые шаги и поскрипывание сапог. Степан Григорьевич оглянулся. По платформе, сильно сутулясь, отчего его широкие плечи казались еще шире, шел Иван Семенович Седых. Подойдя к столу, он откашлялся и густым старческим басом сказал:
