Юрий Брайдер - Между плахой и секирой
Обливаясь липким потом, задыхаясь от недостатка кислорода и едва не теряя сознание от все усиливающейся жары, они достигли наконец седьмой, самой верхней палубы. Об этом свидетельствовало отсутствие на ней эскалатора и пылающее небо, видневшееся сквозь трещины в потолке.
– Сука твоя Сонька, – просипел Зяблик, ловя ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. – Нарочно нас на смерть послала… Знала, что за дела тут творятся… А мы-то еще думали-гадали, какой в этом может быть подвох…
– Рога у нее, понимаешь, – ответил Цыпф. – Не человек она уже… И судить ее по человеческим законам нельзя.
– Ничего… Попадется еще мне… Свидимся… И я ей такой суд устрою… Не посмотрю, что баба…
Ватага в полном составе валялась на полу, чуть менее грязном, чем на предыдущих палубах, и лакала из фляжек теплую воду. Смыков, демонстрируя неслыханную щедрость, выдал каждому еще по щепотке бдолаха.
– Зайчики, вы про спасение свое думайте, – уговаривала всех Верка. – Иначе никакой пользы не будет. Из последних сил о сохранении жизни молитесь.
– Ой, не могу… Голова кругом идет… – простонала Лилечка. – Душно…
– Крепись! Кто сознание потеряет, не выживет. Лева, тормоши ее…
Цыпф, которого и самого сейчас надо было тормошить, вылил на голову девушке последние капли воды.
– Терпи… терпи… Недолго осталось, – уговаривал он ее. – Минуток пять еще от силы.
Марево горячего воздуха не позволяло рассмотреть, что творилось снаружи, но пустыня уже давно была не серым ковром, вытканным пламенными узорами, а одним сплошным океаном огня, в котором не было места для иной жизни, кроме той, что облачена в плоть из камня, а вместо крови подпитывается плазмой. Возможно, это был только обман зрения, но любому, кто имел смелость выглянуть в иллюминатор, казалось, что слепяще-золотистое пространство вокруг вздымается и опадает, словно кожа, под которой перекатываются тугие желваки мускулов.
Дышать сухим жаром, в который превратился воздух, было почти невозможно. Сауна, конечно, хорошая вещь, но только до тех пор, пока ее можно покинуть по собственной воле. В противном же случае она превращается в камеру пыток.
Люди хрипели и стонали на разные лады, инстинктивно стараясь зарыться поглубже в покрывающую пол труху. Она отвратительно пахла, вызывала кожный зуд и неудержимый кашель, раздражала глаза, но по крайней мере не обжигала. Тот же, кто имел неосторожность прикоснуться к металлу, сразу зарабатывал волдырь.
Страдания эти не должны были продолжаться больше тридцати-сорока минут, но людям, варившимся в их котле, казалось, что время остановилось. Не хотелось уже ничего – ни возвышенного, ни земного, – а только глотка свежего воздуха да пригоршни холодной воды. Ради них можно было отречься от Бога и продать душу дьяволу.
Каждый уже боролся только сам за себя: выкарабкивался как мог из гибельной пучины или покорно ждал неизбежного конца. Сознание раз за разом покидало людей, и мучительный бред перемешивался с еще более мучительной явью.
Очередной раз придя в себя (и удивившись, что он еще жив), Зяблик увидел сквозь рваное отверстие в потолке салона уже не кипящую на адском огне кашу из золотистых зерен, а глухую серую муть, готовую вот-вот разразиться дождиком. И впервые после наступления Великого Затмения это постылое, ущербное небо показалось ему на диво прекрасным…
У всех слезились глаза, все харкали и стонали, все получили ожоги разной степени, но главное – все остались живы. Боль сейчас играла даже положительную роль – заставляла бдолах действовать на всю катушку.
– Не-е-е, – бормотал Зяблик. – Уж лучше утопиться, чем изжариться. Поскорей бы до лужи какой добраться или даже до болота. Залезу, как бегемот, по самые ноздри в воду и буду целые сутки отмокать.
– Через шестнадцать часов нам вновь предстоит испытать это удовольствие, – Смыков глянул на свои «командирские». – Если, конечно, к этому времени мы не сменим дислокацию.
О том, что это именно он недавно настаивал на продолжении похода через Бушлык, Смыков даже не заикался.
По обшивке авиалайнера уже барабанил редкий дождик (испарившаяся из почвы влага возвращалась обратно), и все, забыв о боли, поспешили наружу.
– Как хорошо-то, Господи, – приговаривала Лилечка, ловя ртом прохладные капли.
– Просто экстаз! – Верка, расстегнув рубаху до пупа, танцевала под дождем.
Зяблик, дождавшись, когда соберется первая лужа, действительно залег в нее. Даже Толгай, испытывающий к водной стихии сложные чувства, теперь радовался, как ребенок.
Только Смыков и Цыпф, занятые каким-то принципиальным спором, никак не реагировали на ниспосланное небесами благодеяние.
– А я продолжаю настаивать на том, что Будетляндия должна иметь общую границу с Гиблой Дырой, – говорил Цыпф. – Ведь дикари свободно перемещались из страны в страну и даже пленных с собой уводили. Вспомните рассказы Эрикса.
– Раньше, возможно, общая граница и имелась. Было, как говорится, да быльем поросло, – возражал Смыков. – Размежевка получилась. Мало ли какие чудеса сейчас случаются.
– Вы ведь схему, которую Эрикс оставил, в свой блокнот перерисовали. Вот давайте и взглянем на нее еще раз.
– Сто раз уже на нее глядели, – проворчал Смыков, однако блокнот достал.
Прикрывая его от дождя полой плаща, они углубились в изучение схемы.
– Вот последний ориентир. – Цыпф ткнул пальцем в крестик, отмечающий место погребения Эрикса. – Черное яйцо.
– Допустим, – кивнул Смыков.
– А вот граница.
– Не спорю.
– Как мы шли отсюда сюда?
– Как-как! Кратчайшим путем. По прямой.
– Вот именно! Так! – Цыпф ногтем провел по схеме короткую черту. – А у Эрикса изображена уходящая в сторону крутая дуга. Видите?
– Мало ли какой зигзаг мог изобразить умирающий человек! – продолжал упираться Смыков.
– Вот уж не надо извращать факты. Составляя эту схему, он находился в ясном уме! Мы ведь уже убедились, что все ориентиры указаны очень точно.
– Что вы, братец мой, в конце концов, предлагаете? – не выдержал Смыков.
– Вернуться к последнему ориентиру. То есть к черному яйцу. А затем идти по маршруту, указанному Эриксом. Уверен, что он выведет нас в Гиблую Дыру или какое-нибудь другое более или менее пригодное для жизни место.
– Опять, значит, с аггелами схлестнемся?
– А у вас есть другой план? Может, пойдем навстречу огненному приливу? Или подождем его здесь?
– Нет уж, дудки, – Смыков подул на свою, как кипятком обваренную, руку. – Лучше сковорода, чем духовка.
– Кстати, я почти уверен, что с аггелами мы в ближайшее время не встретимся, – закончил Лева. – Скорее всего они уже перебрались к границе Эдема. Косят бдолах и воюют с нефилимами. Мы для них давно уже мертвецы.
