Тэд Уильямс - Город золотых теней
Метроплекс в районе залива Сан-Франциско некогда был скоплением городов на берегах V-образного залива, и города эта напоминали кончики пальцев, нежно удерживающих нечто ценное и хрупкое. Теперь эти города слились в единую массу, стискивающую залив и пересекающую его надводные коммуникации широким кулаком размером более сотни квадратных миль. Лишь сказочно дорогие участки сельскохозяйственных угодий в Центральной долине, принадлежащие корпорациям, не давали метроплексу и его южному сопернику, метастазами разросшемуся вокруг Лос-Анджелеса, слиться в единую кляксу городской поросли.
Когда они проезжали под широченной эстакадой шоссе номер 92, Орландо сполз на сиденье, чтобы получше разглядеть гамачный городок. Его давно восхищали эти многоуровневые конструкции, которые их обитатели называли «ульями», а те, кто жил в поселениях вроде Краун Хайтс, — «крысиными гнездами». Когда Орландо спросил про них у родителей, то получил ответ, мало что прибавляющий к очевидному, и тогда он отыскал в сети записи старых выпусков новостей.
Как узнал Орландо, еще давно, во время разразившегося в начале века первого жилищного кризиса, скваттеры начали строить себе под дорожными эстакадами хижины из картонных ящиков, алюминиевой облицовки и пластиковых листов. Когда все нарастающая волна обездоленных заняла все свободное место под эстакадами, вновь прибывшие начали подниматься по самим опорам, закрепляя на них грузовые сети, полотнища брезента и военные парашюты, постепенно добираясь до днища эстакад под самими дорогами. Вскоре самодельные жилища соединились подвесными мостиками, а с верхних уровней спустились веревочные лестницы. Местные умельцы и инженеры-любители добавили и промежуточные уровни, и теперь под каждым шоссе и акведуком виднелась бахрома многоуровневых «ульев».
Солнце приближалось к зениту, и под путепроводом шоссе номер 92 стало темно, но паутинный город был полон движения. Орландо приспустил стекло, желая рассмотреть все получше. Группа малышей играла в догонялки, перебегая по мостикам в семидесяти футах над его головой. Детишки походили на быстрых и уверенных белочек, и он им позавидовал было, но потом вспомнил об их бедности, перенаселенности, антисанитарных условиях и об опасностях, связанных непосредственно с подобным окружением. Кроме насилия, всегда угрожающего городской бедноте, жителям гамачных городков надо было постоянно помнить и о гравитации: не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не падал на шоссе и не разбивался или не тонул в акведуке. Как раз в прошлом году участок шоссе на Сан-Диего рухнул под тяжестью гамачного городка, погубив сотни его обитателей и два десятка водителей.
— Орландо? Почему открыто окно?
— Я просто смотрю.
— Закрой. Это не повод его открывать.
Орландо поднял тонированное стекло, оставив за ним детские голоса и почти весь солнечный свет.
Они ползли по Эль-Камино Реал, широкой полосе неонеона и голографических реклам, протянувшейся на пятьдесят миль вниз от Сан-Франциско. По тротуарам сновали горожане, половина из которых, казалось, жила в подъездах или толпилась, непринужденно общаясь, вокруг наглухо закрытых домиков автобусных остановок, куда можно было попасть, лишь сунув в щель карточку. Мать вела машину нервно, обгоняя других при любой возможности, хотя ее окружали лишь стайки автомобильной мелочи, мопедов и миникаров. На перекрестках мимо их машины медленно проходили пешеходы, бросая на ее зеркальные окна оценивающие взгляды магазинных воров, которые можно заметить на видеоэкранах систем безопасности.
Вивьен остановила машину на очередном перекрестке и забарабанила пальцами по рулю. На углу неровным кружком стояла группа молодых испанцев с поднятыми на лоб очками, из-за чего казалось, что у них появилась дополнительная пара глаз. Даже при ярком солнце на их лицах словно пульсировал свет, хотя имплантированные под кожу лица гибкие светящиеся трубочки, создающие фетишистский племенной узор, куда эффектнее выглядели ночью под темными бетонными навесами.
Орландо слышал, как друг их родителей говорил об Очкариках со смесью страха и мифотворческого уважения, утверждая, что очки они носят для защиты, на тот случай, если во время грабежа им прыснут в глаза из баллончика, но Орландо распознал в их линзах эффектные на вид, но маломощные коммуникаторы ВР, от которых толку лишь чуть больше, чем от вышедших из моды уоки-токи. То была просто поза — парням хотелось создавать впечатление, будто они в любой момент готовы подключиться к виртуальной встрече или сделать важный вызов, а пока просто убивают время на углу.
Один из парней отделился от группы и двинулся через улицу. Его длинный плащ из лиловой парашютной ткани флагом развевался на ветру. Вытатуированная цепь начиналась чуть ниже линии волос на лбу и спускалась к челюстям, каждые несколько секунд становясь более темной и рельефной, когда под кожей пульсировали импланты. Парень улыбался, словно вспомнил нечто забавное. Он еще не успел приблизиться к машине — да и вообще не было ясно, к ней ли он направляется, — а Вивьен уже рванула через перекресток на красный свет, едва успев разминуться с одним из боевых крейсеров, эвфемистически называемых «семейными фургонами». У оказавшейся впереди машины предупреждающе, как раздутый воротник кобры, вспыхнули огни системы определения дистанции.
— Вивьен, ты проехала на красный свет!
— Мы уже почти на месте.
Орландо обернулся и посмотрел назад. Парень в развевающемся плаще стоял на углу, глядя им вслед. Вид у него был такой, словно он ждал, когда же покажутся остальные участники парада.
— Если учесть все, то, думаю, дела у тебя весьма неплохи. Похоже, новые противовоспалительные препараты помогают. — Доктор Ван встал. — Однако мне не нравится кашель. Давно он у тебя?
— Нет. И не такой уж он скверный.
— Ладно. Будем за ним приглядывать. Да, боюсь, придется взять у тебя еще немного крови.
Орландо кисло улыбнулся.
— Большую часть вы уже выкачали. Пожалуй, можете забрать и остальную.
Доктор Ван одобрительно кивнул.
— Вот это бодрость духа. — Он вытянул хрупкую ручку, показывая, что Орландо следует остаться на столе. — Сестра придет через минуту. А я пока проверю места, где крепились пластыри. — Он повернул руку Орландо и внимательно ее осмотрел. — Сыпь все еще появляется?
— Да, но немного.
— Хорошо. Рад это слышать. — Он снова кивнул. Орландо всегда интриговал вопрос: как врач с таким худым печальным лицом ухитряется произносить столь ободряющие слова.
Пока доктор Ван проверял какие-то записи в лежащем на уголке стола блокноте — здесь их не выводили на настенный экран, где их мог увидеть пациент, — вошла медсестра по имени Дездемона и взяла у Орландо пробу крови.
