Георгий Мартынов - Гость из бездны (сборник)
Он открыл дверь и пропустил гостя вперед.
Квартира, видимо, была большой, но никто из жильцов но показывался. Ничем не нарушаемая тишина создавала впечатление, что Иванов дома один.
Афонина это вполне устраивало.
Комната, куда он вошел, была небольшой и служила одновременно столовой и спальней. По крайней мере, сейчас. На диване была постлана аккуратно заправленная постель.
На столе Афонин заметил все тот же номер «Известий», точно так же сложенный и даже с карандашными пометками у фамилии, напечатанных в указах. Только здесь были не точки, а «птички», и они стояли возле всех двенадцати.
«Естественно, — подумал Афонин. — И Михайлов и Иванов искали знакомых».
Оп пристально вгляделся в пометку, стоявшую у фамилии «Михайлов». Но она ничем не отличалась от остальных.
— Вот сюда садитесь, — предложил хозяин, указывая на кресло у окна. — Здесь вам будет удобно.
Сам он уселся на стул.
— Слушаю вас, товарищ…
— Афонин, — представился капитан. — Олег Григорьевич.
— Слушаю вас, Олег Григорьевич! — В голосе Иванова явно звучало нетерпение. Видимо, он торопился или просто не любил терять время.
— Я приехал к вам по поводу Михайлова Николая Поликарповича, — без предисловий начал Афонин. — Знаете ли вы его, Андрей Демьянович?
Говоря, он внимательно следил за лицом собеседника. Нет, ни одна черточка не дрогнула па этом лице. Иванов оставался абсолютно спокойным.
Он протянул руку и взял со стола газету.
— Вот этого? — спросил он.
— Да.
— Нет, не знаю. Впервые услышал о нем из указа.
Это было сказано просто и даже с оттенком сожаления. Словно Иванову стало неловко, что он не сможет помочь своему гостю.
Невозможно было сомневаться в его искренности. Весь облик бывшего комиссара, и особенности выражение небольших умных глаз, начисто опровергал какие-либо подозрения на его счет. Слова полковника Круглова: «Комиссар привык подчинять свои действия партийным целям» — как нельзя больше подходили к этому человеку.
Было предельно ясно, что если бы Иванов знал Михайлова и тем более знал о нем что-нибудь плохое, то не стал бы прибегать к письмам или угрозам, а просто заявил бы куда следует. И он, конечно, не ответил бы отрицательно на вопрос капитана милиции.
Афонин почувствовал глубокое разочарование. И не потому, что интуиция на этот раз обманула его, а только потому, что ответ означал — наступает пора огромных трудностей.
Приезд в эту квартиру оказался ненужной тратой драгоценного времени.
— Уверены ли вы в этом? — спросил Афонин. — Может быть, вы его все же знали, но забыли?
— Нет, не знал. Среди моих знакомых никогда не было Михайловых.
— А в тылу врага?
— Был в нашем отряде один Михайлов. Короткое время. Но я хорошо помню, что его звали Владимиром. Он был убит на моих глазах.
Афонин вынул из кармана фотографию. Как утопающий за соломинку, он цеплялся за надежду — вдруг Иванов вспомнит. Все тогда выяснилось бы легко и просто.
— А этот человек вам не знаком?
Иванов взял карточку и удивленно поднял брови.
— Странный снимок!
— Это фотография мертвого человека. Сильно ретушированная. Нам крайне важно, чтобы вы его узнали, если когда-нибудь встречались с ним. Пожалуйста, напрягите память.
— Постараюсь!
Иванов долго всматривался в фотографию.
— Нет, — решительно сказал он. — Этого человека я не знаю. А лицо волевое, запоминающееся. Кто это?
— Это Михайлов.
— Какой Михайлов?
— Этот самый. — Афонин указал на газету.
— А разве он умер?
— Да, сегодня утром.
— Вот уж действительно не повезло человеку. Перед самым полученном такой высокой награды. Ай-яй, как нехорошо! А что же случилось, паралич сердца?
Афонин колебался буквально одну секунду. Сообщать правду он не собирался, по это было последней возможностью испытать искренность Иванова. Не железный же он в конце концов!
— Михайлов покончил самоубийством. Застрелился, в номере гостиницы «Москва».
Капитан ожидал восклицаний, расспросов, в которых легко было бы расслышать фальшивые поты. Но бывший комиссар оказался человеком закаленным. Он ничем не выказал своего отношения к услышанному, а только очень долго молчал.
«Нет! — подумал Афонин. — Мою версию надо окончательно сдать в архив. Так притворяться немыслимо. Полковник кругом прав».
— Теперь я понимаю, — задумчиво произнес Иванов, — причину вашего визита ко мне. Вам надо найти мотив самоубийства. Раз Михайлов приехал в Москву получать награду, этот мотив не может быть, например, семенного характера.
— Совершенно верно! — Афонин одобрительно кивнул головой.
Ничего не скажешь! Иванов обладает логическим мышлением.
— А раз так, — продолжал комиссар, — то вы и взялись за нас. Путь правильный! Но я, к сожалению, ничем не могу вам помочь. Не знал Михайлова.
Афонин поднялся.
— Не буду вас больше беспокоить, — сказал оп. — Поеду к другим.
— Возможно, что кто-нибудь из остальных десяти и воевал вместе с Михайловым, — сказал Иванов, провожая своего гостя. — Но вашей задаче я не завидую.
— Сам себе не завидую, — вздохнул Афонин. — Но… надо найти.
— Да, я понимаю.
И он так сказал эти слова, что Афонин понял — комиссар догадался, почему он не завидует себе…
Спустившись и сев в машину, Афонин дал водителю адрес Нестерова.
Версия с Ивановым рухнула окончательно. Привычно прислушавшись к самому себе, капитан убедился, что внутренний голос его молчит. «Иванов — ключ к тайне». Нет! Больше эта фраза не звучала.
Отбросим Иванова! Но уж Нестеров обязательно должен знать Михайлова. Он сам представил его к награде. Михайлов воевал в отряде Нестерова.
Ехать пришлось через весь город, на Бутырский хутор, где в одном из одноэтажных домиков, каких много еще сохранилось в Москве, жил бывший командир партизанского отряда.
Перед отъездом из управления Афонин звонил Иванову, но не позвонил Нестерову, не зная, когда сможет приехать к нему. И теперь опасался, что того не окажется дома.
Но дверь открыл сам Нестеров.
Афонин невольно улыбнулся, увидев его, до того Нестеров был похож на Иванова. Тот же рост, то же сложение. Только усы у него были черные, как смоль.
— Олег Григорьевич? — неожиданно спросил оп.
— Да.
— Входите! Меня предупредили о вашем приезде и просили оказать помощь. Готов сделать все, что могу. Входите! — повторил он.
Афонин еще раз улыбнулся, но на этот раз внутренне. Проделка, иначе не назовешь, исходила от полковника Круглова. Телефонный звонок к Нестерову как бы говорил капиталу: «Ты все еще не убежден, что твоя версия ошибочна? Ты думаешь, что разговор с Ивановым займет у тебя много времени? И что, может быть, тебе вообще не придется ехать к Нестерову? Я думаю иначе, и вот ты получаешь доказательство моей, а не твоей правоты».
