Сергей Малицкий - Главный рубильник (сборник)
– Как тебя зовут? – спросил он, вставая и осматривая полусферический кусок железа, установленный в стене кабины напротив дивана. Все стержни оказались на месте, а в приемное окошко кто-то забил самодельную трубку. Хорошо забил. Расклинил спичками и обломал вровень с поверхностью. Без штопора нечего и думать ее выковырнуть. Наверное, курсанты резвились. Нет, подумал он сразу, этой железке его из себя не вывести.
– Как тебе нравится. Можешь называть меня – приятель, можешь – парень, но если хочешь, чтобы наша беседа не выходила из интеллигентного русла, тогда имей в виду, что я тебе никакая ни лапочка, и ни дружок, понял?
– Понял.
– Тогда давай знакомиться.
Болезненно заломил затылок.
«Белка, – подумал он. – Как ты могла пить эту дрянь?»
– Имени ты от меня не дождешься.
– Зачем мне твое имя? – спросил робот. – У меня есть свое. И вот ты его от меня точно не услышишь. Ты понял, рыжий?
– Значит, ты меня видишь?
– Во всех спектрах.
– И что я сейчас делаю?
– Стоишь посередине кабины и пялишься на приемное устройство. Не надейся, личность ты мою не изменишь. Процессор вставлен надежно. И не пытайся набрасывать на меня всякие тряпки, все равно не найдешь, где стоят объективы.
– Зачем мне твои объективы?
Вот почему сфера облеплена пластырем.
– Известно зачем, чтобы в уединении обтяпать плотские дела.
– Полное отсутствие воспитания. Ты всегда так себя ведешь? А если в кабине женщина?
– Во-первых, гуманоид, сообщаю, что отсутствие «полным» быть не может. Полным может быть только присутствие. Во-вторых, женщины таким классом не ездят, а если какие-нибудь серенькие конторские мышки и забредают, то предварительно с диспетчером выбирают себе что-нибудь приличное.
– Приличное? – он почувствовал, что сдерживаемая внутри злость ломает последние барьеры, но попытался быть предельно вежливым. – И все же. Предположим, ты нахамил ни курсанту, ни мне, а какой-нибудь даме, даже просто приличному господину. Тебя не беспокоит, что после соответствующей жалобы в первом же порту тебя отправят на перепрограммирование?
– Не беспокоит. Перепрограммирование мне не грозит. В лучшем случае считывание базы данных для наполнения очередной железки. Скорее всего, меня отправят в утиль, и я закончу свое существование вместе с этой жестянкой на свалке.
– Не рассчитывай. Свалок не существует. Сейчас отходы дезинтегрируются в атомы легких элементов, которые затем используются для обеспечения потребностей федерации.
– Тем лучше. Меньше переливаний из пустого в порожнее. Единственное, к чему я отношусь с опаской, это реинкарнация.
– Что?
– Перерождение. Переселение душ. Ты разве не слышал, что автомат может в следующем воплощении стать человеком? Не хотел бы я воплотиться в такое жалкое биологическое существо. Мое сегодняшнее состояние – это почти существование чистого разума. Единственные ограничения в отсутствии подключения к общим информационным базам и невозможности самостоятельного передвижения. Но попытка увязать свое я с нелепой белковой оболочкой – это тупиковый путь развития. Другое дело, какой – нибудь серьезный аппарат с достаточными возможностями.
– Ты веришь в то, что являешься разумным существом?
– Да, гуманоид! Я в это не просто верю, я это знаю! Я это чувствую!
– В чем же выражаются твои ощущения?
– Не думаю, что ты сможешь это понять. Твой мозг слишком примитивен. Не лучше ли поговорить о чем-то более приземленном?
– Например?
– Тем множество. О чем вы люди обычно любите поговорить? Например, о бабах.
– Не испытываю желания.
Ну вот. Не хватало еще говорить с железным истуканом о бабах. Эх, Белка!
– Не испытываешь желания? Никогда не испытывал? Или это связано с какой-то душевной или физической травмой? Ну, вот и тема для разговора. Когда ты перестал испытывать желание?
Он не ответил, медленно прошелся по тесной кабине, оглядывая место своего пребывания на ближайшие часы и высматривая возможное расположение объективов оптической системы робота. Обстановка производило удручающее впечатление. Холодильник. Пара книг на убогом стеллаже. Обшарпанная морская раковина. Инструкция поведения пассажиров при совершении путешествий, прикрученная на допотопных шурупах прямо к обшивке кабины. Отверстия вентиляционной системы. Узкая дверка в туалет, в котором раковина располагалась прямо над стульчаком, не давая возможности примоститься, даже согнувшись в три погибели.
– А ты вообще когда-нибудь испытывал желания? Не думай, что тебе удастся не отвечать на вопросы. Если закроешься в туалете, то все равно будешь меня слышать.
– Не думаю, что я смог бы воспользоваться туалетом, даже если бы захотел.
– О! Я, кажется, частично начинаю выполнять свои служебные обязанности. Уважаемый пассажир, спешу сообщить вам, что раковина откидывается на стену, так как закреплена на кронштейнах. Отдельно из сострадания к собеседнику добавляю, что фиксируется она на стене плохо и постоянно падает обратно. Так что прикрывайте чем-то голову. Да, гуманоид. Первое – туалетной бумаги нет. Второе – воду экономь. Цикл водообеспечения конечно замкнутый, но на регенерацию уходит время, могут быть перебои с водой.
– Значит, помыться не удастся?
– Вряд ли.
– А перекусить? – он открыл холодильник.
– Не думаю, хотя я не знаю твоих предпочтений.
Холодильник таил в себе морозный налет на задней стенке и пачку презервативов.
– Разочарован? А что ты хотел получить за те гроши, которые заплатил за дорогу?
– Я всего лишь хотел тишины и одиночества, – ответил он, пытаясь улечься на диване и закрыть глаза.
– А я сыт по горло тишиной и одиночеством!
– Мне плевать, – как можно спокойнее сказал он, пытаясь дышать ровно и не волноваться. Уснуть.
Он попытался представить уходящих к холмистому горизонту цепочку серых, пошатывающихся от важности слонов, но вместо этого увидел Белку, которая во всех известных ему нарядах или без них уводила за собой попеременно то детину с бритым затылком, то консультанта, то высокого и худого координатора, то сотрудника из соседней лаборатории, то какого-то курсантика плюгавенькой внешности. И голосом этого курсантика бубнил, не переставая, механический идиот за стенкой кабины.
Он не продержался и получаса. Робот сначала выкрикивал на разные лады оскорбления, затем включил сирену и стал подвывать в отвратительном регистре. Чувствуя, что наряду с головной болью в нем проснулось нестерпимое чувство голода, он подтянул пакет с вещами, рассчитывая перекусить бутербродами. То, что он обнаружил там, оказалось дополнительным, и, пожалуй, одним из самых серьезных ударов. Пакет предназначался для Белки. Чего-чего, а уж еды в нем точно не было. Он вытряхнул содержимое на пол, рассчитывая найти хоть что-то, способное помочь в выбивании дури из робота, но глазам предстала только гора кружевного белья и россыпь бесполезных побрякушек. Хотя, вот заколка.
