Альфред Ван Вогт - Слэн
Холройд напряженно ждал, пока мужчина не сказал:
— И ты не желаешь нападать на мою страну?
Понимание пробежало по каждому нерву тела Холройда.
Он вгляделся в своего излишне полного допросчика сузившимися глазами, оценивая собственные возможности в данном положении. Если им руководят справа, он может освободиться через десять минут.
Он набросал в уме картину, как это может произойти. Любое трепетание человеческого беспокойства было теперь понятно.
Бесцветно-голубые глаза излучали жар неприязни, большие пухлые руки сжимались и разжимались, точно они хватали и сжимали желаемый объект. Толстые губы обвисли, раскрыв рот, мягкие тяжелые ноздри порывисто расширились. Весь физический облик правителя выдавал его мысли. Нушир Нуширванский хотел знать правду о нападении. И, несмотря на неудачу последнего вторжения, он был встревожен этой новой угрозой. Холройд сдержал дыхание и сказал:
— Если вы предприняли оборонительные меры, то вам нечего бояться.
— Что ты имеешь в виду?
— Нападение, — холодно сказал Холройд, — собираются провести для умиротворения недовольных элементов. Довести его до конца не собираются. Захватив меня, вы сыграли на руку людям, которые хотят уничтожить вас.
— Он лжет.
Это говорила брюнетка. Ее голос был тонким и пронзительным. Она ухватила за руку своего хозяина.
— Он слишком долго колебался, прежде чем ответил, и, кроме того, его манера говорить скрывает что-то в себе. Прикажи пытать его. Мы должны все знать.
— Ага, — сказал Холройд. — Как я вижу, правительство в Нуширване такое же, как и в Гонволане.
Пустые голубые глаза пристально изучали его. В них была неуверенность и озадаченность. Наконец Нушир сказал:
— Объясни.
— Обе стороны управляются женщинами, — холодно произнес Холройд.
И обе женщины задохнулись от злости. Вновь они глянули друг на друга, почти автоматически, но обе выпрямились и выглядели расстроенными.
Нушир сидел неподвижно, абсолютно бесстрастный, он только нетерпеливо повернул голову, когда брюнетка попыталась прикоснуться к его руке. Казалось, она не поняла настроения своего хозяина, поэтому говорила наполовину ему, наполовину Холройду.
— В Нуширване только один правитель. Но мы его жены. Его интересы в нашем сердце. Мы светимся лишь как отражение его величия. Когда мы советуем ему, то лишь как инструменты его тела. В этом смысле мы только орудия, изобличившие тебя во лжи. Поэтому мы рекомендуем пытки…
Она почти прошипела последнее слово и вперилась в Холройда, который пытался сдержать свое дыхание. Его попытка внести разлад между мужем и женами была с трудом отбита. Потом пришло удивление. Что могут сделать пытки с таким телом, как у него? Размышления оборвались, когда он увидел выражение лица, которое изменилось — преобразилось лицо блондинки.
Казалось, она впервые поглядела на него доброжелательно; ее положение как второй за креслом Нушира указывало на нее как на младшую жену. Она все больше менялась. Она вытянулась физически и изменилась умственно. Ее глаза зажглись жизнью, краска прилила к щекам. Она уселась поудобнее, как будто обдумывая что-то, затем сказала звонким голосом:
— Послушай, Найа. Если принц говорит правду — следуя подтверждению из Гонволана его заявления, — тогда он наш союзник, а не враг, и, в соответствии с таким обстоятельством, завтра утром — завтрак. Я предлагаю, чтобы нашему гостю на ночь предоставили апартаменты и приставили угождать женщину.
Наступило молчание. Дважды Найа, брюнетка, пыталась начать говорить; дважды она поворачивалась к блондинке, но каждый раз ее удивление не давало возможности ей говорить или что-либо делать. Наконец она уставилась на своего господина и ждала.
Нушир задумчиво потирал свой гладкий подбородок.
Но наконец тряхнул головой и сказал:
— Действительно, так и будет, я тоже пришел к такому выводу. Ввиду высокого ранга моего гостя, он может выбрать одну из моих жен, присутствующих здесь. Утром мы поговорим, а затем, если все будет хорошо, эскорт скриров доставит лорда в его расположение. — Сделав паузу, он закончил: — Какую из двух моих жен ты выберешь, великий принц?
Об отказе нельзя было и помышлять. Это было все равно что подписать себе смертный приговор. А выбор не требовал долгих колебаний. Холройд сказал смело:
— Я выбираю ту, которую зовут Найа, и благодарю вас за эту честь для меня, великий Нушир. Вы не пожалеете об этом.
Он подумал:
«Какую бы глупость я сделал, если бы оставил эту склочную брюнетку на ночь с мужем, дав ей возможность настроить его против себя».
Нушир не мог скрыть удивления.
— Я думал, — произнес он заинтересованным тоном, — что, как и другие, кто удостоился подобной чести, ты выбираешь блондинку Калию, — он поперхнулся и рассмеялся.
— Это будет интересный эксперимент для тебя, Найа.
Он дернул за шелковый шнур, свисавший вниз с потолка. Тотчас же в комнате зароились слуги. Через десять минут Холройд остался один на ночь с женой Нушира.
В дальнем конце главной комнаты было большое, украшенное орнаментом окно. С пристальным вниманием темноволосая женщина наблюдала, как Холройд подошел к нему и выглянул наружу. Город Три распростерся перед ним. Его смутно освещенные факелами и световыми трубками улицы создавали общий эффект старого европейского города с приглушенным освещением.
Чувство возбуждения, которое пришло после того, как он пересек мост, становилось сильнее. Несмотря на все, щупальца удовлетворения обвили его мозг. Это была правда, что он потерпел поражение, преодолев реку кипящей грязи, но он так же отвоевал свою свободу, чтобы вернуться в Гонволан. Только что за баланс был между победой и поражением? Он, кто знал так мало, не мог надеяться на суд. Возможно, он в опасности, но свободен по крайней мере, чтобы иметь шанс все обдумать и приготовиться для следующей яростной атаки. Верно, здесь, сейчас, он должен провести черту и сказать: дальше ни шагу. Действие с этих пор должно основываться на информации и глубочайшем размышлении.
Холройд сухо рассмеялся. Одинокий человек в мире, о котором он не знает ничего, с большим желанием действовать, но который не в состоянии вовремя изучить важные вещи. И все же гораздо лучше чувствовать себя свободным!
Он выкинул из головы мысли и вспомнил Найю. Естественно, ему следует овладеть ею, поскольку она предложена. Любое пренебрежение с его стороны не останется без внимания, и о нем будет доложено, что будет рассмотрено как плохие манеры, — не стоит рисковать. Он отвернулся от окна и застыл в удивлении.
