Антон Орлов - Контора Игрек
Наказание для него Маршал придумал достойное проступка: пусть он считает, что это он уничтожил город. Поскольку он убежден, что так делать нельзя, эта мысль отравит все его дальнейшее существование, заставит отказаться от силы, навеки лишит душевного равновесия.
«Себя презирай, щенок паршивый!» – это Маршал добавил мысленно, так как рядом стояли его адепты и он должен был являть собой пример величия, чуждого мелочным человеческим чувствам.
Очнувшись после внушения, мальчишка долго бродил среди развалин, потрясенный и раздавленный, а потом покончил с собой – но эта была не та смерть, вслед за которой наступает благоприятное перерождение. Маршал был удовлетворен.
«Так вот как все было на самом деле! Я отказался выполнять этот маразматический приказ и пытался защитить людей из города, а мне внедрили ложное воспоминание, будто бы это я их убил! И все это время я подсознательно чувствовал себя преступником… Вот тебе за мою перекроенную память!»
В этот момент Поль не думал ни о «туче», ни о том, что вмешиваться в чужую дуэль – не по правилам. Можно сказать, что он врезал Маршалу по морде – пусть не физически, а ментально, зато изо всей силы. Затрещина нарушила равновесие между противниками, и Лиргисо получил преимущество, которым не замедлил воспользоваться. Ладно, пусть добивает Маршала сам… Но откуда здесь взялось столько народа? Наконец-то Поль увидел, что скрывалось в недрах растерзанной «тучи»!
Выхватив из поясного кармана «торпеду», он вдавил кнопку.
– Смывайся оттуда! Над вами военный корабль, сейчас он шарахнет! Скоре…
Договорить он не успел. Катакомбы содрогнулись, сама земля тяжело содрогнулась, его бросило на пол у подножия лестницы. От удара фонарь погас, и все погрузилось во тьму, а где-то наверху ревел ураган, напоминая о тех доисторических разборках, сведения о которых Поль почерпнул из памяти Маршала.
Свершилось! Двое полуживых цефалоподов, враскорячку стоявших перед тергаронским генералом (остальные их собратья вповалку лежали на полу за стеклянной перегородкой), утверждали, что и Маршал, и Лиргисо уничтожены. То же самое отрапортовали операторы, наблюдавшие за местностью с помощью разведывательных зондов.
– Теперь надо, чтобы событие прокомментировал представитель СМИ, – напомнил какой-то чин из Космопола. – Этого требует протокол в соответствии с принципами гласности и свободы информации.
Все начали оглядываться на Саймона, смутившегося от такого внимания (он же который день ничегошеньки не принимал – не дают!); потом его вытолкнули вперед, к экранам, показывающим не то бушующее море, не то взбесившуюся пустыню.
– Ну давайте, Клисс, комментируйте! – дружески похлопал его по плечу Браун. – Это же ваша репортерская работа!
– Это чего там? – нерешительно спросил Саймон, показав на экраны.
– Это поверхность Сагатры после применения «Омеги-78», – с гордостью пояснил генерал. – Пылевая пустыня радиусом двести с лишним километров – и никакого, заметьте, радиационного заражения!
– Их больше нет? – почему-то шепотом спросил Саймон. – Ни Маршала, ни Лиргисо? Их правда больше нет?
– Там даже микроорганизмы не уцелели, – подтвердил тергаронец. – Все дезинтегрировано!
Ураганный ветер гонял клубы пыли, но его порывы понемногу стихали. Кроме пыли, на экранах ничего не было.
– Их больше нет! – повторил Саймон громче, а потом взахлеб, едва не приплясывая, то и дело срываясь на нервное хихиканье, затараторил: – Они превратились в пыль, распались на молекулы, а я остался! И Лиргисо нет, и Маршала нет, а я остался! Они оба хотели меня убить – ишь, чего захотели, Саймон Клисс бессмертен!
– Да что он несет? – озабоченно прошептал кто-то из космополовцев. – Это и есть комментарии? Он же сумасшедший!
– Какая разница! – возразил его коллега. – Главное, что протокол соблюли.
Вот именно, какая разница? Может быть, завтра появятся новые недоброжелатели и новые напасти (даже не может быть, а наверняка), и «Иллюзориум» окажется еще одной западней, и все пойдет по-старому, – но сегодня Саймон Клисс был самым счастливым человеком в этой Галактике.
Римму Кирч осаждали полузабытые детские страхи. Она одна в темном подземелье, многоэтажном, как громадные дома-коробки на Яхине; наверху завывает ветер, и неизвестно, что стало с Маршалом… Хотя он, разумеется, не может не победить.
Для всякой безымянной жути, выползающей из темноты, слабаки – законная добыча, поэтому нельзя поддаваться слабости… Римма твердила это про себя, ежась под броней от накатывающего страха. А началось с того, что она поднялась на верхний этаж – и закашлялась от пыли. Как будто забралась во чрево гигантского пылесоса… Откуда это взялось? Приоткрыв дверь, соединяющую катакомбы с бункером Маршала, Римма едва не задохнулась от хлынувшего навстречу пылевого потока. Опомнившись, перепуганная и ослепленная, захлопнула дверь.
Творилось что-то непонятное. Пылевой потоп. Наверное, это месть мертвецов – всех, кого она убила, пока была ликвидатором, мужчин, женщин, детей… Их много, она давно сбилась со счета, но несколько сотен точно наберется. Поднялись из взорвавшейся Преисподней вместе с тучами пыли… Кирч не раскаивалась – не дождетесь, такие чувства для слабаков, к тому же она работала в команде и правил своей команды не нарушала, так что не в чем ей раскаиваться, но все равно ее охватил противный озноб. Силы зла существуют на самом деле, и сейчас они перешли в наступление. Разве эта сверхъестественным образом появившаяся пыль – не их работа?
Она чувствовала себя заблудившейся маленькой девочкой. Хуже всего было то, что она ничего не знала о Маршале и не понимала, что происходит. Потом ей начало казаться, что в темноте кто-то есть. Животное, укрывшееся в катакомбах от урагана и удушливой пыли?.. Существо двигалось тихо, но не бесшумно, с мистической ловкостью избегало встреч с Риммой и в то же время следило за ней – издали, осторожно, всякий раз успевая вовремя исчезнуть. Слишком разумное поведение для животного.
– Эй, ты меня слышишь? – в конце концов не выдержала Римма. – Выходи, хватит играть в прятки! Мы тут заперты, и если ты хочешь меня съесть – я тебя убью, понял? У меня есть питательные капсулы, одной штуки на сутки хватает, могу поделиться!
Ее голос звучал в застоявшемся полумраке тонко, сипло и настороженно, и поблескивающая в луче фонаря бронзовая маска энбоно – их тут полно – надменно ухмылялась со стены.
– Снаружи светопреставление, – продолжала Римма (главным образом для того, чтобы совсем уж не перетрусить). – Какую дверь ни откроешь, оттуда сыплется пыль. Какие-то силы порезвились… Нам с тобой надо дружить, чтобы отсюда выбраться, поэтому лучше не пробуй меня съесть – сразу получишь! Наверху случилось что-то нехорошее, очень-очень странное…
