Ник Перумов - Череп на рукаве
...Вертикальная шахта вела вниз, и навстречу мне тянуло теплом. Во всяком случае, вентиляторы внутри крепости работали исправно.
Скобы под моими руками шатались и предательски скрипели Не похоже было, чтобы этим ходом часто пользовались – пыль лежала нетронутой. Это хорошо – есть надежда, что Дарк и ее присные на самом деле не знают об этой штольне.
Спустившись метров на двадцать, я оказался в тесной камере. Здесь когда-то помещалось нечто вроде пульта управления задвижками на ещё добром десятке подобных горловин, служивших потайными путями отхода защитникам батареи, если дело станет совсем плохо; к сожалению, почти все из них были подорваны имперцами. Как и почему уцелел именно этот выход, для меня оставалось загадкой.
Из камеры вело три коридора, перекрытые тяжёлыми броневыми дверьми. Некогда начищенная до блеска бронза запорных штурвалов, достойных мостика «Славы» или «Наварина», позеленела, со спиц свисал какой-то не то мох, не то лишайник. Я осторожно осмотрелся – внутрь камеры, похоже, никто не входил уже долгие годы. Оно и понятно – если выход на поверхность залит бетоном, делать тут нечего.
С дверей мне пришлось сбивать древние амбарные замки с имперскими инвентарными номерами. Когда на Шестую бастионную пришли новые хозяева, они прежде всего скрупулёзно позамыкали всё, что только могли.
...Сама дверь открылась уже легко, старые механизмы слажены были на совесть. Открылся длинный мрачный коридор, вдоль стен и потолка тянулись гирлянды кабелей, словно в подземке. Разумеется, ни одна из ламп не горела
Я медленно шёл, машинально читая покрытые патиной таблички на стенах: «Складъ №1», «Провиантская» и так далее. Время от времени мне попадались поперечные галереи – я находился в так называемой хозяйственной части батареи. Мальчишкой я не задумывался – а сейчас понимал, что эта паутина туннелей и переходов куда больше, чем реально требовалось для небольшой батареи береговом обороны, даже если прибавить необходимость содержать гарнизон прикрытия поверх обычных расчётов слежения, наведения, пускай перезарядки.
В крошечном наушнике я по-прежнему слышал перестрелку.
Интербригадовцев я увидел первым – когда тьма коридоров кончилась и впереди замигала неяркая лампа. Я снял очки ночного видения. Двое мальчишек лет шестнадцати подпирали стену возле опущенной решетки и выглядели крайне несчастными, еще бы, там, наверху, шёл бой, их товарищи бились с какими-то имперскими наймитами – а они торчали здесь.
Я не стал тратить на них пули. В конце концов, они были просто запутавшимися и обманутыми мальчиками. Граната лопнула у них под ногами, выбрасывая густые клубы дурманного полицейского газа – не «сирень», а «ночной покой», как его прозывали. Мальчишки повалились друг на друга, выронив винтовки. Хорошая штука «ночной покой», жаль только, что отключает он самое большее на полчаса – более высокая доза оказалась бы смертельной.
Теперь у меня оставалось точно отмеренное время. Я должен найти Дарк. Отец предлагал просто занести в подземелья форта старую добрую бомбу объёмного взрыва, так, чтобы выжечь даже сам воздух в галереях, но я не согласился. Большинство ребят на Шестой бастионной не заслужили подобной участи.
...Порой можно лишь удивляться, сколь многое, оказывается, способна удержать в себе мальчишеская память. Я помнил эти повороты и коридоры. Но древние распределительные щиты оказались заменены самоновейшими интегрированными панелями, всюду перемигивались алые злые глазки светодиодов, вдоль потолка протянуты аккуратные гирлянды новых ламп. Было пустынно. Большая часть охраны сейчас наверху, сражается с «имперским десантом» – отец позаботился забить эфир соответствующими шифровками на соответствующих частотах; можно было не сомневаться, служба радиоэлектронной разведки у Дарианы поставлена превосходно.
Я остановился у очередного шлюза. Обострившиеся чувства говорили, что там, в непроглядной тьме, скопились сейчас мои родичи. И я сгорал от нетерпения, желая как можно скорее нанести им визит.
...Последние часы я как-то не думал о том, кто я такой. Не всё в родительских словах казалось мне правдой; надо будет самому при случае взять у себя кровь на анализ. И вот что интересно – имперские военные медики, они-то составляли на меня полное досье, генные карты, HLA-типирование и всё такое прочее; они что же, пропустили чужое во мне? Опять же, я не верю в мистику; если биоморфы настолько отличны от нас, то изменений просто не могло не быть. Ладно, об этом подумать у меня ещё будет время...
...Первый раз выстрелить мне пришлось на третьем уровне, возле самых артиллерийских погребов. Здесь оказалось слишком много людей. Гранаты не положили бы их всех достаточно быстро. Стрелять пришлось самому. Одиночными. Навинченный на ствол глушитель подарил мне ещё две секунды, две бесценные секунды – ни один из охранников не успел нажать «тревожную» кнопку, не успел подать весть остальным
Шестеро. Пять мальчишек и девчонка. Я старался не смотреть на убитых, когда пробирался мимо. Страшная плата за то, чтобы жили другие. Несмываемый и непрощаемый грех на моей совести. Я слишком привык нажимать на курок...
Ещё одна броневая дверь На сей раз наглухо запертая. Кодовый замок. Время взламывать электронной отмычкой у меня нет, и в ход пошёл пластит. Глухой удар, и в стальной плите, под которой скрывались замки, возникло рдяное пятно. Я потянул на себя тяжёлую створку... и оказался глаза в глаза с самой госпожой Дарианой Дарк.
Мои предчувствия не обманывали. Здесь, в самом нижнем ярусе подземного форта, когда-то хранились запасы питьевой воды, была пробурена скважина, стояли покрытые ржавчиной цистерны. А громадный бетонированный резервуар занимала до боли знакомая мне коричневая живая масса. В ней скользили какие-то серые сгустки, на миг соединяясь тонкими нитями, так что возникало какое-то подобие сети.
Я ощутил словно удар по лбу. Голова взорвалась от боли, миллиарды бесплотных голосов закричали что-то непонятное, мир поплыл перед глазами – и я разобрал нечто вроде кошмарного, неодолимого приказа – броситься вниз, в эту ждущую массу, стать её частью, слиться с ней...
Дариана Дарк, похоже, удивилась куда больше моего. Глаза её расширились, в буквальном смысле полезли из орбит, зубы некрасиво ощерились; она сейчас напоминала загнанную в тупик волчицу, не имеющую более путей отступления. Непонятно только с чего.
Мне в лицо смотрели не только глаза Дарианы. Но и три чёрных дула – в руках самой неистовой предводительницы и двух её приближённых; в одном я тотчас узнал незабвенного господина Егора Фёдоровича Кривошеева. Третьего – он стоял дальше других, лицо терялось в полутьме – я не разглядел.
