Орда встречного ветра - Дамазио Ален

π

Мы наконец установили палатку и закрепили ее крюками в восьми местах. Аои зажгла масляную горелку. Снег начал таять. Нескончаемо долго. Я упирался головой в крышу палатки. Сидя, мы помещались все вместе, но лежа на всех места не хватит. Степп вызвался спать в гамаке, несмотря на просьбы Аои. И Тальвег вместе с ним. Я на них молиться был готов. Я был без сил. Голгот по-прежнему без сознания. Силамфр в полусне что-то бормотал, но его продолжало тошнить, и кровь из ушей так и не прекратилась, продолжала вытекать капля за каплей. Альма уснула

над ним, не в состоянии остановить эти извержения. Она спала, согнувшись вдвое, вся скрюченная.

∂

Я чувствовал обволакивающее тепло, кокон из ткани с подкладкой из овцебычьего меха, тепло и тишина, гудящая тишина… Снаружи еще доносится свист шквалов и тягучий, скользящий по самой земле ветер, что не дает мне уснуть… Где-то вдали, с глухим грохотом обрушился гигантский серак… Резкое заледенение перед наступлением ночи вызвало каменистую осыпь в ущелье недалеко от нас… Этот сухой звук кавалькады казался мне барабанным боем, минеральной игрой перкуссии… До тех пор, пока я могу слышать музыку в шуме мира… пока я слышу, как лавины сотрясают воздух… пока у меня есть силы сочинять мелодию звуков… Как в прекрасной сказке Караколя, где все начинается, все порождается звуком: ветер, воздух, все это звук, активная кровь, подвижный звук, густая кровь, что толкает и разливается, звук…

π

Мысли мои унесло в лагерь, к отцу. К широкой, открытой улыбке матери. Туда, к ним. Я знал, что они надеялись только на одно: что мы откажемся и вернемся, пока еще не поздно. Они продержались месяц. И еще три ушло у них на обратный путь. Мы же пока просто шли по их трассе. Следуя их советам. И мы неплохо справлялись. Вернее, неплохо справлялись вплоть до сегодняшнего вечера. Но эта стенка… Я никогда еще не поднимался по такому отвесу. Страх поглотил половину моих сил. Страх упасть, страх утащить за собой других. Хуже всего были переходы выступов, где мы шли одной связкой, без страховочных крюков. Кто из нас не боится высоты? Кроме Арваля с Караколем, которым ловкости не занимать, да Эрга, у кого хватает и сил, и проворности, всем

остальным в горах не место. Мы научились карабкаться вверх, это верно. Голгот поднимается благодаря своей силе, лезет из мужества. Но соотношение вес-сила играют не в его пользу. Он дошел до предела своих возможностей. И вот… Его загорелое лицо походило на статую в свете фонаря. Если бы я во что-то верил, то я бы за него помолился… Но я ни во что не верил. Разве что в Верхний Предел. Да, может быть, еще чуть-чуть. Хотя даже если бы я в него и не верил, то все равно сегодня был здесь. Посреди этой стены. Вместе с Ордой. Это единственное, в чем я был уверен. Меня ведет не Верхний Предел. Меня ведут они: мы. Я, как и Сов, считаю, что все наше величие, наше истинное достоинство умещаются здесь, в этой палатке. Неважно куда мы идем. Я больше этого не скрываю. Неважно, что ждет нас в конце. Что значимо, что после нас останется, это не число пройденных высокогорных хребтов. Не место, куда мы наконец вобьем нашу орифламму, будь то посреди снежного поля или на вершине последнего пика, с которого нам никогда не спуститься. Не расстояние, которое мы сможем преодолеть, пройдя за флаг, оставленный нашими родителями. Все это вздор. То, что останется — это особого качества дружба, выстроенная на уважении, украшенная парой улыбок, парой вспышек мужества и удальства, что мы смогли друг другу подарить. И за все это я каждому из нас говорю спасибо. Спасибо.

— В этот прохладный вечерок, братья по восхождению, я рассчитывал на публику пободрее, но что ж. Сказка дружбы не портит, спящий хлеба не просит, и зверь на ловца бежит, и будь чему не бывать! Как вы сами в том можете убедиться, наша аудитория порядком поредела, одни делают вид, что рухнули с большой высоты и нуждаются в сне и покое, другие списывают все на летающие ледорубы, пурпурный сговор, лишь бы заткнуть себе уши, иные

жалуются на усталость от свежего воздуха, а некоторые и совсем расхрабрились и расхрапелись… Да будет так!

)

Его быстрый говор, темп речи, тембр, ясность и точность слов, ловкие и емкие обороты — все это вывело меня из оцепенения. Я приподнялся на локте и увидел, что Аои спит, сидя над бурлящей кастрюлей. Я стал разливать и раздавать миски дымящегося супа тем, кого не сморил сон. Уложил Аои рядом со Степпом, что грелся перед холодной ночью, которая ему предстояла. И приправляя суп ячменной мукой, чтобы было посытнее, слушал трубадура, который в полном измождении все же нашел в себе дыхание, чтоб нас развеять; к тому же он уже два дня как ничего путного не мог нам рассказать, а потому радовался, что на этот раз застигнет нас врасплох. Так и вышло:

— Ну так что, хотите знать, по ком звонит колокол? Забили ли Голготу гол? Подать ли Силамфру камфоры? Так же ли крепок наш Эрг, как айсберг? Оракул караулил, а снег, а снег с него летел, да куда замело? Вещун иль колдун, пророк иль провидец, не то прорицатель будущего, не то выдумщик грядущего — вот как вы меня видите, и в этом правы, потому что я по воздуху гадальщик и кто знает? вдруг я и впрямь видел фрагмент из ненасущной сущности нашей будущности. И я б молчал? Шутил бы шутки? Дудки! Но раз уж вы меня торопите рассказать вам больше, да побыстрее, снять с себя оковы пустозвонства, то вам скажу, что завтра будет… завтра будет…

— Давай быстрее…

Караколь обернулся к Ларко на его усталое требование. Тот в полусне прижимался к Кориолис и грел ее руки собственным теплом, засунув их под толщу своих одежд. От этой реплики трубадур свернул с темы, и совершенно

иным тоном признался тихо, сдержанно, что зачастую предвещало ловушку двусмысленности в его словах:

— Я, как и многие из вас, почти на грани. Во мне творятся такие вещи, которые мне долго бы пришлось вам растолковывать. Я иссякаю от этой плоской белизны. Меня терзает жажда цвета, мне нужна яркость. Где они, раскаленно-красный, яично-желтый, оранжевый в огне? Мы здесь в белесом мире, а Каракольчику нужно полиморфное Разнообразие, а то вы его знаете, он начинает затухать и гаснуть, у него сворачивается кровь в жилах… Понимаете?

— Почти. Давай дальше…

— Неведомо мне почему, но чем больше я ослабеваю, тем чаще посещают меня видения, тем чаще я перехватываю клубки ветра. От вас их столько сейчас исходит, и с каждым днем все больше, целыми стайками, они просачиваются через ваши поры, вырываются из ваших ртов… Если б вы только знали! Когда кашляете, говорите, вздыхаете, да постоянно. Сегодня вдоль стены летали сплошные клубки ветра, разматывались с ваших губ, то с крепкими воздушными узлами, то мгновенно рассеивающиеся комочки, но все живые, активные…

— И что?

— Я не могу их не проглатывать! Я в них нуждаюсь. Они меня питают, придают мне сил!