Андрей Чертков - Время учеников. Выпуск 2
«Совет Федераций одобрил закон о компенсации морального и материального ущерба, причиненного России Малыми Странами за исторический период Ягелло-Гедиминаса-Кантемира. В случае отказа Россия оставляет за собой право обратиться в Гаагский международный суд, но при таком варианте наболевший вопрос о возвращении Малых Стран под российский протекторат, разумеется, откладывается на неопределенный срок».
«Криминальная хроника. Этой ночью новый взрыв потряс Лобную площадь. Очередной раз покушению подвергся мемориал „Август“. Жертв и разрушений нет. Ответственность за акцию пока никто на себя не взял. Подразделение „Кречет“ муниципальной милиции, побывав с утра в штаб-квартире организации „Коммунары за коммунизм“, известной своим экстремизмом, предупредила оную о недопустимости впредь. „Коммунары“ категорически отрицают свою причастность к взрыву на Лобной. О жертвах и разрушениях будет сообщено дополнительно».
И последняя полоса, по традиции — ничто ни о чем:
«Спартаковские мастера кожаного мяча традиционно проиграли питерским садыринцам с неприличным счетом 0:6. Тенденция, однако! Против тенденции не попрешь».
«В ночном клубе „Playman“ на сегодняшнее party ожидается прибытие абсолютно неожиданных гостей из самых экзотических уголков Земли и самой экзотической ориентации. Всю ночь! Кабинеты. Общий зал. 9 546 636».
«И о погоде…»
М-да! Мир сей хорош ли, плох ли, но не скучен.
— Скучаете, коллега?
Собеседника Жилин ощутил еще за минуту, от дверей, еще когда тот только вошел в «Репортер». Пустой кабак! Облюбуй себе свободный столик и закажи какой-нибудь, ну не знаю, «Птюч». Нет, подсел. Скучает… В иное время Жилин погнал бы эдакого взашей. Но tabula еще была почти rasa. Информация ценна сама по себе, независимо от личной патии к источнику информации… Азы Школы. В «Репортер» вхожи репортеры, репортеры любят рапортовать. Вообще-то журналисты прежде всего должны уметь и любить слушать, а не говорить.
Собеседник был патлат, относительно юн, нахален, типичный… м-м… птюч. Рубашка-апаш, но на голой кадыкастой шее — красная «бабочка» в черную крапинку. И традиции заведения соблюдены, и… как они теперь говорят?.. прикольно. Собеседник был говорлив. Собеседник был априорно уверен: от беседы с ним откажется только полный кретин или последний дикарь, который не понимает своего счастья — беседы с…
— Омар! — представился птюч. Ритуальная дань условностям в ожидании, что Жилин изобразит: «Как же не узнать Омара!»
Как же не узнать Омара, изобразил Жилин.
— Что вы заказали? «Савву»?! Нынче среда, коллега, не четверг! Вы же хотите мяса. Я по глазам вижу, хотите. Э-э, человек! Тормозни заказ! Прими новый! — «Тыканье» могло коробить, а могло толковаться кавказским панибратством.
Мэтр послушно отозвался на щелканье пальцами. Однако Омар бесцеремонно погнал его за официантом. От нелюбви к метрдотелям у Жилина возникло секундное расположение к раскованному Омару.
— Карту лат шемцвари суки. Два! — заказал Омар новоприбывшему официанту в смокинге и склонился к Жилину. — Вы ведь не откажетесь?
— Газета? Журнал? — изобразил провинциала Жилин.
— Блюдо. Вся эта дешевая фанаберия с названиями… Голубчик, ты еще здесь?
— Вы хотите сказать, два «Смака»? — заупрямился «смокинг».
— Два картулат шемцвари суки, — напористо повторил птюч-Омар. — И текилы, голубчик! Сначала текилы! — заслал он заказ уже вослед, в спину.
Птюч-Омар был тут, судя по всему, завсегдатаем. Анфан террибль.
— Это — мясо? — осведомился Жилин на всякий случай.
— Вырезка, — пояснил птюч. — Тонко отбивается тяпкой без прорывов, солится-перчится. На середину куска — лук, зерна граната. Потом завертывается трубочкой, концы перевязываются шпагатом. И — на шампур. Лимон, барбарис, наршараб — отдельно…
Из кухни (надо понимать, из кухни) донеслись мощные звуки ударов, способных нокаутировать… если судить по звукам.
— Без прорывов! — блажно рявкнул птюч-Омар в сторону кухни. Звуки поутихли.
— Картулат шемцвари суки? Суки? — переспросил Жилин, памятуя о шашлыках на вокзале.
— Говядина, — извинил неудачную шутку птюч. — Грузинская кухня.
— Тогда почему текила? Тогда «Ахтамар». Коньяк с легендой! — Жилин прикинулся Ваней, которому что армяне, что грузины… Просто он предпочитал «Ахтамар» всяческим «Варцихе» и «Энисели».
— От коньяка с легендой осталась только легенда, что он — «Ахтамар». Коньяка сейчас в России нет. Коньяк должен пять лет лежать в земле, и чтобы его не беспокоили. Так что сейчас лучше всего — текила. Вместо коньяка! — наставительно сообщил Омар.
— Я пять лет был в Африке, — пояснил Жилин. — Только сегодня вернулся.
— А! Тогда понятно. И как там в Африке?
— В Африке акулы… — пошутил было Жилин.
— …пера! — подхватил птюч-Омар. Его абсолютно не интересовало, как там в Африке. Он определенно ждал от коллеги признания его, Омара, значимости. Не дождался. Экое захолустье ваша Африка, если там Омара не знают. Чем же вы там занимались, коллега! — Что у вас в пакете? Книги? Вы читаете книги? Книги надо писать, дорогой мой, не читать! А, Братищев! Это же все глупости! Это же все устарело!..
Поспела текила. В замысловатой выпукло-впуклой стеклянной посудине. И грейпфрут, разрезанный дольками, но не очищенный.
— Ага! — отвлекся птюч. — Знаете, как надо пить текилу?
Жилин знал, как надо пить текилу. Но кивнул в смысле «нет».
— Ну да, откуда в Африке текила! Учитесь, пока я жив! Значит, крупная соль. Вот! Теперь щепотку сюда, на сочленение большого и указательного пальцев. Теперь выдавливаем на эту щепотку сок… Грейпфрут должен быть неспелым. Более неспелым! Человек! Принеси неспелый!.. Ага! Вот она, соль, пропитывается… Видите, почти тает, рыхлится! О! Пора! Вот теперь стакашок — глыть! А это вот — слизнуть. Закусь! М-мечта!..
Мечта, да. И еще у меня есть мечта, как говаривал покойный доктор Кинг… У Жилина возникла мечта — заткнуть собеседника. К сожалению, пустышка. К сожалению, информации от птюча — ноль. Хоть внимай ему тысячу и одну ночь. Тысячу не тысячу, ночь не ночь…
Птюч-Омар оказался из акул пера, которые, беря интервью, начинают с «Я, конечно, извиняюсь, но у меня вопрос! Я думаю, что…» — после чего следует изложение собственного кредо минут на шестьсот и кода: «И что вы думаете по поводу сказанного мной? Хотя, конечно, это и неважно!», — конец беседы.
Подали «карту лат шемцвари суки». Вкусно.
