Сергей Другаль - Язычники
— Если что учитывать — то это моя стезя! — На выразительном удлиненном лице Льва Матюшина читалась готовность статистически обработать предстоящие результаты наблюдений.
— Вот и ладненько, завтра с утра запустим остальных летяг. Пусть считают.
— Да, и итоги на каждые сутки. По видам…
* * *Летяги ежесуточно питали Льва данными наблюдений. Лев обобщал. Получалось, что за неделю количество жвачных, выходящих из озера, не изменилось, как и число хищников, ныряющих в озеро.
— Но общее поголовье, фиксируемое в лесах, — докладывал Лев, — имеет слабо выраженную тенденцию к снижению. Экстраполируя, придем к выводу, что лет через десять зверей на Афсати не останется.
— Ну сколько там леса мы сканируем, сто квадратных километров. Разве можно за всю планету говорить.
— Я понимаю, но факты… — Чувствовалось, Льву чем-то близка мысль о предстоящем обеззверивании планеты.
Прошла еще неделя. В кают-компании все мощно ели после трудового дня, а я робко закусывал компот бутербродом с говядиной и чувствовал, что это начинает мне нравиться. Мне даже захотелось погладить карчикалоя, но я воздерживался, вдруг уколюсь. Все, конечно, улавливали слабые признаки моего выздоровления, но вида никто не подавал. Душевная деликатность в высшей мере присуща членам нашего экипажа, капитан за этим строго следит.
Интересно, что пока я не стал вегетарианцем, то ходил вне лагеря свободно, никого не боялся, и все мне уступали дорогу. А теперь, я заметил, даже мелкие всеядные на меня зубы скалили. И стервятник, постоянно висящий над базой, пару раз пикировал на меня, гад. Не в том смысле гад, что на пузе ползает, а в смысле намерений. Пикировал — свистя, выпучив глаза и выставив когти. И хотя он промахивался, из лагеря я выходил только в сопровождении карчикалоя. Он небрежно позванивал, не то чтобы охранял меня, достаточно было его присутствия…
Впрочем, один раз на меня кинулся было зебрер саблеусый Рамодина (так по энциклопедии) и нарвался на карчикалоя. Было на что посмотреть, мы потом много раз прокручивали эту запись, сделанную летягой. Карчикалой гонял зебрера как Сидорову козу, по ближним холмам и перелескам, трепал его за шиворот и филей и вернулся, геройски держа в зубах зеленый откушенный хвост в поперечную черную полоску. После такой взбучки у зебрера от нервного и физического потрясения сдвинулся генетический аппарат. Мне говорят: не может такого быть, чтобы хромосомы перепутались. Я и сам знаю, но чем иначе объяснить появление популяции бесхвостых зебреров, которую обнаружили последующие экспедиции?
Лев доел вырезку, отложил серебряную вилку.
— Я тут подсчитал, капитан, картина та же. Сколько в озеро хищных вошло, столько травоядных вышло. А общее поголовье продолжает уменьшаться. Выводы делайте сами.
— А я, — сказал океанолог, — в море недалеко от берега обнаружил зону тумана. Очень похожа на нашу озерную. И животные там обитают. Думаю, такие зоны по всей планете разбросаны.
— Это можно было предвидеть. А выводы делать рано, продолжим наблюдения. — Авторитет нашего капитана был настолько высок, что мы даже не обсуждали его распоряжения. — Получается, что в лесах хищники поедают травоядных с такой скоростью, что численность последних не успевает восстанавливаться. Вот о чем надо думать.
Утром я услышал, как карчикалой процокал когтями до моей каюты и зазвонил у двери. Зверь уже научился открывать створчатые двери, но у меня дверь откатывалась в стену, и это ставило его в тупик. Я вышел навстречу уже одетый, и мы пошли на привычную прогулку. Карчикалой остался на трапе, наблюдая за мной. А я уже научился преодолевать робость, я уже с помощью палки внушил стервятнику уважение к себе, а мелких хищников практически не замечал. Крупные же после скандального происшествия с зебрером вблизи базы не появлялись. Могу утверждать, что на хищников, кои ведут себя нагло, палка действует умиротворяюще. Понимаю, что данное обобщение не украшает меня…
Странное это состояние: все заняты делом, а я, видишь ли, гуляю налегке и, может, зря отвлекаю карчикалоя на охрану своей персоны. Он, может, с большим удовольствием сопровождал бы Васю, который каждый день уходил в лес, пытаясь самостоятельно разрешить загадку уменьшения численности животных. Если принять точку зрения Льва, то все бегающее уже давно должно было вымереть. Но ведь не вымирает. Напротив, жизнь на Афсати процветает. Вон на чистом — после недавнего ливня — пляже выплясывают чьи-то носатые малыши, или, может, то взрослые звери? Чтобы хоть немного разобраться в животном мире планеты, нужны большие коллективы специалистов и годы работы. А мы что можем: прибыл, увидел, улетел? Все с поверхности, все скользом.
…Лев не дождался вечера. Он выбежал ко мне, и длинная бумажная лента волочилась за ним по траве.
— Сравни. — Он тыкал пальцем в график. — Общее поголовье зверей за эту неделю не изменилось, а? Значит, я был не прав, численность стабилизировалась!
Лев радовался своей ошибке с непосредственностью пуделя, встретившего хозяина. Я мог бы здесь порассуждать о порядочности, изначально присущей всем членам экипажа, но не стану. Вот и Лев — хороший человек, хотя не без отдельных недостатков, что говорить. Он был доволен, что Афсати не грозит одиночество.
Через несколько дней нашего непосредственного Льва стала снова грызть тревога: Афсати теперь угрожало перенаселение и исчезновение растительности. Численность травоядных стала возрастать, а хищников — продолжала уменьшаться, они прежними темпами сигали в озеро и через малое время выходили оттуда преображенными кроткими вегетарианцами.
Открытие назревало, оно уже наполнилось фактами, как младенец криком. Лев давно мог бы сформулировать суть дела, но еще чего-то ждал, перепроверял, очень он у нас добросовестный. Но день настал, точнее — вечер. Ламель любовался, как я отъедаюсь пловом, а Лев был в цветном саронге, лосинах и слаксах, на переднем зубе желтела фикса, и Лев проникновенно скалился, чтоб всем видно было. Бледный, со взором горящим, он вывел на дисплей некую пологую синусоиду и торжественно сказал:
— Собратья!
Мы все вздрогнули, а капитан постучал ложечкой по чашечке:
— Лев имеет что-то сказать. И да не заглушим мы его речь своим чавканьем.
Лев заговорил, и нам стало не до еды, ибо пища духовная для нас важнее телесной, у сытого человека всегда так. Лев сообщил, что долго воздерживался, но уже можно. Эволюция на Афсати, говорил Лев, ни одному виду не отдала предпочтения. Это вам не Земля, допускающая засилье то динозавров, то человеков. Здесь за миллионы лет установилось некое равновесие трех стихий жизни: растительности, травоядных и хищников. Эволюция — этот разум Вселенной — нашла и способ поддержания равновесия.
