Алекс Орлов - Антология мировой фантастики. Том 4. С бластером против всех
Но вот теперь Майкл - его Майкл - ступил на эту тропу и уверенно по ней идет!
– Как же тебе удалось, сын? - спросил он, вклинившись в чьи-то торжественные обращенные к Майклу излияния. - Где ты всему научился?
Теперь, когда весь Майкл находился в поле его зрения, Ральф мог рассмотреть и оценить сына одним опытным взглядом.
Он видел, что его мальчик не стал более жестким - определенно так нельзя было сказать. Наверняка можно было сказать и другое - таким гибким и проницательным человеком, каким был его отец, Майкл не станет никогда. Он как-то иначе, чем раньше, упирался теперь ногами в землю. И, в соответствии с этой новой уверенной осанкой, изменилось и напряжение всех мускулов его тела и угол наклона костей, что не могло, конечно, не сказаться и на внешнем облике. Мы узнаем человека по тому, как распределяются свет и тени по выступам и углублениям его лица; то же самое относится и к остальному телу. Голова Майкла теперь сидела на его шее иначе, не так, как это запомнилось Ральфу Вайерману; свет падал на нос и глаза под немного другим углом, и в результате распределение светотени меняло облик.
– А разве у меня был выбор, папа? - ответил ему вопросом на вопрос Майкл, и от того, как быстро и точно сын понял его, в то время как для всех остальных их обмен краткими фразами остался тайной, по спине Ральфа пробежал холодок. А может быть они говорят каждый о своем?
Он размышлял на эту тему, пока его и Хармона представляли пришедшим вместе с Майклом на космодром встречающим, в результате чего он плохо рассмотрел этих людей. Все вместе они представились ему классической живописной группой, вполне под стать моменту - полезные члены только что свергнутого правительства, несколько новых фигур, продвинутых с нижних постов с тем чтобы заполнить вакантные заурядные должности любого временного правительства: люди без опыта и не прошедшие полировку временем, поставленные выполнять важную работу не потому что это было их специальностью, а потому что вся их внутренняя природа оказывалась настолько сконцентрированной на данной работе, что выполнение ее становилось для них просто-напросто физически необходимой функцией. Во времена более стабильных режимов таких людей называли маньяками и, либо из-за их мании, либо из-за других каких-то проступков, которые полированный и отточенный правящий аппарат не мог терпеть, старались избавиться от них.
Это было так же старо, как сама история: и этот Ньюфстед, рука закона и дисциплины, необходимый Майклу как молодому и официально пока еще непризнанному лидеру; этот Хоббс, этот Моргансон, этот Лоперт и этот Ладислас - крепкий, основательный довесок мужественности к пылкости молодого правителя…
– Ладислас Данко! - удивленно воскликнул Ральф Вайерман.
– Рад видеть вас, дружище, - пробасил профессор Данко, осторожно прикоснувшись широкой как лопата ладонью к его плечу.
– Когда это мы стали с вами друзьями! - пронзительно выкрикнул Вайерман, сбрасывая с плеча руку землянина.
– Ну, я думал… - Данко пожал плечами и неловко отвернулся.
Бывший противник был потрясен и испуган его старческой физиономией, понял Ральф, и поскорее попытался положить конец древнему соперничеству - возможно не слишком ловко. Теперь же грубость Вайермана расстроила и смутила его.
Ну так и пусть, подумал Ральф Вайерман. Плохо то, что человек не может держать под спокойным контролем любое свое взаимодействие с другими людьми, но дело в том, что при встрече друг с другом люди немедленно и неизменно стараются установить взаимное главенство, и пытаться взывать к себе и к другим к доброй воле здесь бесполезно. При всех своих благих намерениях Данко попробовал свести их взаимоотношения на выбранный им самим путь. В ответ на что Вайерману необходимо было дать должный ответ, в котором он заявил, что не намерен этим путем следовать.
– Отец, - мягко заметил Майкл Вайерман, - разве поможет это чем-то Земле, если вы с профессором Данко будете продолжать свои игры такого сорта?
– Поможет ли это Земле? Конечно, я…
Вайерман-старший умолк на полуслове, оборвав себя. Любой ответ будет сейчас неуместен. Важно другое - кто из них лидер? Хотя по всему выходило, что этот вопрос тут уже не стоит - каждый из них уже попытался повести процесс на свой лад, установив тем самым соответственное распределение власти, дабы потом управление Землей уже происходило бы без внезапной смены жокеев.
Значит все решено?
– Майкл - ты что же, решил занять пост Президента вместо меня? Ты отстранил меня от власти?
– Все не так просто, отец, - ответил Майкл Вайерман.
– Текущая ситуация на Земле совершенно неясная, - словно по приказу подал голос Ладислас Данко. - Во-первых, нужно внести ясность в международный статус договоров между ОЦС и Хамилем - в той части, как именно устанавливается там условие управления Землей Хамилем. Кроме сепаратных договоров с Центавром, имеются вопросы тносительно деятельности Хамиля против «правительства Свободной Земли в изгнании», в свете того, что де факто он все-таки обладал некими полномочиями. Допуская теоретически, что Хамиль являлся главой Правительства Земли, встает аспект возможности наследования Майклом этого титула как официального преемника, осудившего и казнившего бывшего главу, но действовавшего в тот момент и в последствии, при восстановлении порядка и справедливости на Земле, от имени «правительства в изгнании» - иными словам, используя ваш авторитет - что по сути дела может быть признано нормальной узурпацией власти и контрреволюционным переворотом, оправданными форс-мажорными обстоятельствами. Исходя из этого…
Ральф Вайерман перестал слушать. К собственному удивлению он не чувствовал ни обиды, ни разочарования. Ни раньше, ни сейчас он ни на секунду не забывал о том, что его положение так же шатко, как стоящий на острие нож, и что принадлежащий ему мир может уплыть из его рук при первом же порыве свежего ветра над горами и океанами. Вышло так, что человеком, забравшим у него власть, оказался Майкл - Майкл, которого он никогда не понимал, чьи движущие мотивы оставались для него загадкой, в чьи дебри сознания он никогда не удосуживался заглянуть - хотя бы для того, чтобы узнать, насколько далеко там распространяется его собственная власть как отца - сын рос стеснительным и неуверенным в себе, а ему и дела было мало.
Я привык думать только о том, что делаю сам, сказал себе Ральф. Я привык строить планы и претворять их в жизнь, и так продолжалось большую часть времени. Разве я забыл - как давно это было? - на борту корабля-беглеца - тогда я уже не хотел оставаться таким. Но у каждого случаются в жизни кризисы. Каждый теряет веру в себя и свои планы. Обычно это не продолжается долго. Потом он снова начал продвигаться раз намеченным курсом. Кто скажет, что заставило меня передумать?
