Роберт Хайнлайн - Утраченное наследие
— Она, пожалуй, наша самая талантливая художница, — ответил Бирс.
— В какой области?
Бирс нахмурил свои кустистые брови, подыскивая нужные слова.
— Я, наверное, не смогу вам как следует объяснить. Она сочиняет настроения — располагает эмоциональные модели в гармонической последовательности. Это у нас сейчас самый передовой и гуманный вид искусства. Правда, пока вы сами его не испробовали, мне очень трудно рассказать о нем.
— Как же можно располагать эмоции?
— Вашему прадедушке наверняка показалось бы невозможным записывать музыку. У нас есть соответствующие средства. Позже поймете.
— И что, миссис Дрэпер одна этим занимается?
— Ну нет! Мы почти все пробуем свои силы, это наш любимый вид искусства. Я и сам пытаюсь им заняться, но мои произведения не пользуются популярностью слишком уж они мрачны.
Вечером трое друзей обсудили увиденное в той самой гостиной, где ужинали накануне. Это помещение было предоставлено в их распоряжение. Бирс распрощался с ними, заявив, что зайдет утром.
Они ощущали настоятельную потребность обменяться мнениями, и в то же время никому не хотелось говорить. Хаксли нарушил молчание.
— Что же это за люди? Из-за них я чувствую себя ребенком, который случайно забрался в мастерскую ко взрослым. А они слишком хорошо воспитаны, чтобы выставить меня.
И работают они как-то странно. Я не говорю о том, что они делают — это само собой, но есть что-то странное в их отношении, даже в темпе работы.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, Бен, — согласилась Джоан. — Они постоянно заняты и при этом ведут себя так, будто в их распоряжении вечность, чтобы закончить работу. И Бирс так же себя вел, когда перевязывал тебе ногу. Они никогда не торопятся. — Она повернулась к Хаксли. — Чего ты хмуришься?
— Сам не знаю. Не могу понять. У них множество необычных талантов, но этим нас не смутишь: мы трое кое-что знаем о необычных талантах. Однако в них есть что-то другое, не похожее ни на что.
Двое друзей согласились с ним, но так и не смогли определить, что именно удивило их в жителях горной общины больше всего. Немного погодя Джоан сказала, что идет спать, и вышла из гостиной.
Мужчины остались, чтобы выкурить по последней сигарете.
Джоан просунула голову в дверь.
— Я поняла, что отличает всех этих людей, — заявила она. — Они так полны жизни!
Глава 6
«ИХАВОД»!
Филип Хаксли, как обычно, лег спать и заснул. А дальше все было совсем не как обычно.
Он осознал, что находится в теле другого человека и думает другим разумом. Другой знал о присутствии Хаксли, но не разделял его мыслей.
Другой был дома, и, хотя Хаксли никогда раньше не видал таких зданий, дом показался ему знакомым. Он находился на Земле, невероятно прекрасной; каждое дерево и куст вписывались в пейзаж настолько гармонично, будто были творением художника. Дом рос из земли.
Другой вышел из дома вместе с женой; они собирались в столицу планеты. Хаксли сам назвал место назначения «столицей», хотя и знал, что мысль о правительстве, навязанном силой, чужда этим людям. «Столица» была попросту обычным местом встречи группы людей, чьим советам следовали все, когда дело касалось вопросов, затрагивающих человечество в целом.
Другой и его жена, сопровождаемые сознанием Хаксли, прошли в сад, взлетели в воздух и помчались над деревьями, летя рука об руку. Зеленая плодородная местность была ухоженной, словно парк; кое-где виднелись отдельные здания, но городских скоплений домов Хаксли нигде не видел.
Они быстро миновали крупный водный массив величиною приблизительно с нынешнее Средиземное море и приземлились на полянке в оливковой роще.
«Молодые Люди» — так мысленно окрестил их Хаксли — требовали решительной реформы обычаев: во-первых, чтобы древними знаниями награждали за способности, а не по праву рождения, как это делается сейчас, а во-вторых, чтобы слабые подчинялись сильным. Локи выдвинул эти требования, подняв свое надменное лицо, увенчанное шапкой ярко-рыжих волос. Он говорил словами, и это раздражало хозяина Хаксли, поскольку естественным способом ведения серьезной дискуссии считалась телепатическая связь. Но Локи закрыл свой разум для окружающих.
Юпитер ответил ему от имени всех:
— Сын мой, твои слова пусты и лишены подлинного смысла. Мы не можем понять, что ты имеешь в виду на самом деле, ибо ты и твои братья решили закрыть от нас свой разум. Ты просишь, чтобы древние знания были наградой за способности. А разве когда-нибудь было иначе? Разве наша сестра, обезьяна, летает по воздуху? Разве младенец не связан по рукам и ногам голодом, сном и телесными недугами? Разве иволга сровняет гору с землей одним взглядом? Властью, которая отличает нас среди более молодых созданий этой планеты, сейчас пользуются только те члены нашего рода, кто наделен способностями, и никто более. Как же мы можем сделать то, что и так уже сделано?
Ты требуешь, чтобы сильные правили слабыми. А разве сейчас это не так? Разве не всегда было так? Разве матерью командует сосунок? Разве ветер поднимается потому, что трава колышется? Какая еще власть тебе нужна, кроме власти над самим собою? Ты хочешь приказывать твоему брату, когда ложиться спать и когда садиться за стол? Если да, то зачем?
Незаконченную речь старика прервал Вулкан. Хаксли почувствовал, как волна возмущения прошла среди членов совета. Им было неприятно столь откровенное пренебрежение приличиями.
— Хватит словами играть. Мы знаем, чего хотим, и вы тоже это знаете. Мы намерены добиться своего, что бы там ни решил совет. Осточертела нам эта овечья жизнь. Надоело липовое равенство. Мы положим ему конец. Мы сильные и смелые, мы по праву вожди человечества. А остальные пусть идут за нами и прислуживают нам, как требует нормальный порядок вещей.
Юпитер в задумчивости опустил взгляд на кривую ногу Вулкана.
— Тебе следовало дать мне исцелить твою вывихнутую ногу, сын мой.
— Никто не может вылечить мою ногу!
— Верно. Никто, кроме тебя самого. И пока ты не вылечишь вывих в мозгу, не сможешь вылечить и вывихнутую ногу.
— Нет у меня вывиха в мозгу!
— Так вылечи ногу.
Молодые Люди смущенно зашевелились. Все понимали, что Вулкан поставил себя в дурацкое положение. Меркурий отделился от группы и вышел вперед.
— Послушайте меня, Отец. Мы не собираемся воевать с вами. Напротив, мы намерены прославить вас еще больше. Объявите себя царем всего сущего под солнцем. Мы будем вашими наместниками и распространим ваше владычество на все создания, которые ходят, плавают или ползают по земле. Вы воссядете на троне в ореоле повелителя, в сиянии победной славы. Мы сохраним древние знания для тех, кто их понимает, а ничтожные твари пусть довольствуются своим невежеством. Не следует всем без разбора открывать святая святых. Наоборот пусть многие служат горсточке избранных, и тогда, объединив свои усилия, мы быстро продвинемся вперед по пути, одинаково выгодному и для хозяина, и для слуг его. Ведите нас, Отец! Будьте нашим царем.