Михаил Харитонов - Рассказы (сборник)
— Автономию? Их так называемому Мусейону не исполнилось и двух веков! — не поверил своим ушам Ним. — Они лишились рассудка, наши сенаторы! Их пора отпаивать черемицей, и двойную дозу дать Первому Гражданину!
— Нашему Мусейону это ничем не угрожает, — вступился Феомнест. — Что касается чести, ведь мы не занимаемся инфекционными заболеваниями, не так ли?
— Потому что такие исследования опасны! — вскричал старик. — Я не хотел бы умереть от какой-нибудь скверной болезни, только потому, что неловкий лаборант разобьёт сосуд, — несколько успокоившись, добавил он.
— Вот именно, но кому-то надо это делать, — ответил Феомнест. — И те, кто уже двести лет подвергает свою жизнь опасности, заслуживают награды. В конце концов, основатель Бера, высокоучёный Гладиус, привил себе тиф, чтобы исследовать ход болезни.
— Лучше бы он не подавал таких ужасных примеров, — серьёзно сказал Эбедагушта Марон, — ибо подобные опыты над естеством могут стать орудием самоубийства, что является тягчайшим грехом перед Господом…
— Наместник Армении обратился в Римский Сенат с просьбой о долгосрочном кредите для постройки тоннеля, нужного для спасения обмелевшего Гегамского Моря… — зазвенела решётка.
— Опять траты! — взвился Аркисий, как будто деньги требовали с него лично. — Бесконечные траты! Теперь — на какое-то никчёмное море, в то время как наука задыхается от нехватки средств! Куда смотрит наша Инквизиция? — последнее он произнёс, почему-то покосившись на Световита.
— Да, средств не хватает, — неожиданно поддержал его славянин, — к тому же выплаты из казны задерживаются. Мы ещё не расплатились за те хорезмские машины.
— Я подавал прошение о новом комментированном издании «Принципов высшей логики» Гилберта Порфирского, — тут же припомнил Феомнест, — и до сих пор не получил ответа.
— Труды Гилберта весьма ценны для математики, — вежливо заметил Эбедагушта Марон, — но если не разобран архив аввы Дорофея, а это обедняет наше знание о предметах божественных. Что может быть важнее?
— Вот! — высокоучёный Ном торжествующе поднял руку. — Вот именно! Все разумные люди думают одинаково! Но нашим сенаторам нужны голоса избирателей, а не образованность и знания, — высказал он своё глубочайшее убеждение. — Поэтому прогресс и движется черепашьим шагом.
— Продолжаются бои в Южной Атлантиде близ Тиуанако, — забился о решётку хорошо поставленный голос оратора. — Вооружённые силы Римской Республики блокируют город. Условия, выдвинутые Римом, остаются прежними — полное прекращение человеческих жертвоприношений. По этому поводу демагог Гипербол огласил очередное обращение к Сенату, в котором от имени прогрессивной общественности потребовал прекратить агрессию и вывести римские войска. Обращение поступит к рассмотрению Сената завтра. А теперь — рекламная пауза…
— Выключите, — попросил Ном. — Ненавижу рекламу. Я бы вообще запретил перебивать важные политические новости криками торгашей. Вот уж от кого ещё меньше пользы отечеству, нежели даже от сенаторов! Просто я не знаю, что это…
— Лучше уж крики торгашей, — не выдержал Световит, которому пришлось снова вставать с ложа, — чем речи смутьяна Гипербола.
— Он честный человек и у него есть своя правда, — заявил Аркисий с какой-то неожиданной злостью.
— Ходят слухи, — понизив голос, сказал логик, — что этот Гипербол имеет отношение к… — он понизил голос ещё, — к некоторым специальным службам.
— К Инквизиции? Или к Провокации? — поинтересовался Световит таким тоном, каким спрашивают о погоде или о мелкой светской сплетне.
Отвечать никому не захотелось. Стало слышно, как шумит горячая вода в трубах.
— А по-моему, всё это сплетни, — отважился сломать молчание Аркисий Ном. — Распускаемые всё той же Провокацией, если хотите. Они любят выдавать честных людей за своих агентов.
— Если человек ведёт себя как провокатор, — заметил Феомнест, — значит, он таковым и является, состоит он на службе в Провокации или нет. Это называется «объективное вменение признака», аналогичный пример разобран Логвином в его парадоксе о мальчике, воспитанном амазонками, и не знающем о своём поле…
— Я уверен, что Гипербол честный человек, — упёрся Аркисий.
— Строго говоря, честность и служба в Провокации вполне совместимы, если у человека есть определённые убеждения, — принялся было за своё въедливый логик, но старик махнул рукой:
— Давайте не гадать о том, кто он такой, а послушаем, что он говорит. Всё ведь просто. Маленький народ отстаивает свою независимость, а римляне, такие гуманные и цивилизованные, пытаются принудить их жить по своим обычаям. В сущности, это крайне несправедливо.
— Их пытаются принудить не убивать людей перед статуями демонов, — кротко заметил Марон.
— Я не одобряю этого, — возвысил голос Ном, — но считаю, что добро нельзя творить с помощью насилия. Если они злы, это не значит, что мы должны им уподобляться во зле!
— Мы уже посылали к ним проповедников. Помните, что они с ними сделали? — так же кротко поинтересовался Эбедагушта.
— Я же сказал, что не одобряю насилия ни в каком виде! — взвился высокоучёный Ном. — Насилие порождает насилие, зло творит зло, неужели мы до сих пор не можем усвоить такой простой истины? Наша история темна и кровава! Сколько ещё веков понадобится нам, чтобы стать воистину разумными людьми?!
— О, кстати! — вдруг вспомнил Световит. — У Харитона вышел новый роман, как раз на историческую тему.
— Что Харитон может написать нового, если он давно умер? — удивился Эбедагушта Марон. — Или найдено какое-то неизвестное его произведение? Я читал в молодости повесть о Херее и Каллирое, она была недурна…
— Наш друг, — ответил логик, — говорил не про Харитона Афродисийского, но про современного сочинителя, фантаста в лукиановом духе. Если, конечно это тот Харитон, который родом из Мегалы.
— Он самый, — подтвердил Световит.
— Кстати, не понимаю, почему этот небольшой городишко называют «великим», — придрался Ном.
— Мегала по-славянски — Вышгород, в значении не «великий», а просто «высокий», — начал было объяснять Световит, но рассмеялся и махнул рукой, — хотя в Италии есть деревни больше нашей столицы. Пусть будет Мегала. Или Михала, как говорят славяне.
— Я что-то такое читал… — Ном потёр лоб. — Безвкусная политическая риторика. Что-то про заговоры против отечества.
— Политические взгляды его довольно радикальны, — признал логик, — но в литературном отношении он интересен.
— Он, кажется, ещё и противоаравийски настроен, — вспомнил Ном. — Приличные люди стоят выше подобных предрассудков.
