Дуглас Брайан - Золото гномов
— Что же нам теперь делать? — спросил Алвари, глядевший, как с грохотом, словно навеки отрезая девушку от мира, захлопывается за ней дверь.
— Ждать, — коротко ответил Конан и сел у колодца, натянув покрывало на голову. — Ждать, Алвари. Больше ничего.
— А если ее там убьют? — Гном был не на шутку встревожен.
— Тогда я отомщу за нее.
— Этого я и боялся. Ты полоумный самоубийца,
Конан-варвар. Если ее убьют, мы унесем отсюда ноги, и чем скорее, тем лучше.
— А Алазат Харра?
— Украдем. Ты, я полагаю, искушен в этом ремесле?
— Искушен, — нехотя сказал Конан. — Я был первым вором в Аренджуне.
— Я так почему-то и подумал. Он уселся рядом с Конаном и уткнулся головой в колени.
6. Жертвоприношение богине Алат
Темнота и прохлада — от такого блаженства Сфандра на мгновение даже забыла о той цели,
что привела ее в обитель богини смерти. Глаза к темноте привыкали медленно. Она не сразу разглядела людей, стоявших возле стен и смотревших на нее без интереса, без злобы и без сострадания. Они казались неживыми, и только блестящие глаза наблюдали за ней, посверкивая белками в полумраке. Люди эти, неподвижные, закутанные в шелк, который в темноте храма казался серым, плоть от плоти скудного, сурового храма, обиталища воинственной богини. Богини-девочки, жестокой и ласковой, своенравной, как балованное дитя, могущественной, как любая стихия. Война — пятая стихия, говорили в степях Гиркании, пятая после воды и земли, воздуха и огня. Права была мать Антиопа, подумала Сфандра. Война — это одна из основ мира, и нельзя не преклониться перед ней.
Постепенно Сфандра разглядела лица жрецов — бледные, с черными глазами и темными ртами; руки, до локтя выкрашенные охрой; волосы, стянутые в пучок на макушке. Она даже не поняла, мужчины это или женщины.
Но вот одна из этих фигур сделала шаг вперед, и еще до того, как она заговорила, по легкости и грации движений Сфандра поняла, что это — женщина.
— Назови свое имя, женщина из степей, — негромко произнесла она.
— Сфандра — так назвали меня при рождении, имя матери моей — Эстред. Отца я не знаю.
Лицо жрицы осталось неподвижным. Сфандра не поняла, достаточно ли ей такого ответа. Помолчав, жрица задала второй вопрос:
— Пришла ли ты к Алат с просьбой, Сфандра, дочь Эстред?
— Нет, — тут же ответила Сфандра. — Я пришла лишь склониться перед той, чья воля — закон жизни, чьи капризы — столпы вселенной, чья милость оборачивается жестокостью, а жестокость — милостью.
— Хорошо, — сказала жрица. — Есть ли еще причина для того, чтобы прийти в этот храм?
Под пристальным взглядом жрицы Сфандра смешалась. Ей показалось на мгновение, что эти черные неживые глаза видят все и скрыть от них правду невозможно. Но это длилось лишь мгновение. Овладев собой, Сфандра смело ответила:
— Любопытство, быть может. Но превыше всего — почтение к светлой Алат, о жрица.
Великий Митра, зачем она солгала! Эта женщина в алом шелке не поверит ей. В храме Алат настоящие маги, они сумеют разглядеть такую неуклюжую ложь… Однако жрица спокойно произнесла:
— Идем.
Она повернулась и тихо направилась в стену храма. Не сводя глаз с прямой спины, закутанной в алый шелк, Сфандра двинулась следом. Перед жрицей стена расступилась. Четыре гигантских лепестка медного шиповника раздвинулись, освобождая дорогу. Сфандра ступила в проход.
Второй зал был меньше первого. Через отверстие в потолке падал четкий прямоугольник света, и в солнечных лучах, вырываясь из полумрака храма, стояла невысокая алебастровая статуя девочки в солдатском шлеме, из-под которого ей на плечи падали длинные волосы. Ноги девочки были обуты в сандалии. На ней была длинная туника с разрезами от подола до середины бедра. Маленькие руки держали круглый щит и короткий кривой меч. Лицо богини было скуластым, с узкими глазами и очень пухлыми губами. Камень сиял. Он сам точно излучал свет.
Суровые серые стены храма были исписаны странными знаками. Сфандра увидела повторяющиеся точки, вертикальные и горизонтальные черты, ломаные и прямоугольные скобки, прямые и косые кресты. Сфандра умела читать на нескольких языках — мать Антиопа учила девочек не только стрельбе из лука, но и грамоте — но язык этой надписи показался ей незнакомым, а начертание букв чужим и странным. Было в нем что-то жестокое и чужеродное, как и в самой этой восточной богине.
Надписи были рассечены высокими барельефами, изображающими трех юных женщин, похожих на Алат, — таких же раскосых, веселых и беспощадных.
По четырем углам зала стояли курильницы, вырезанные из полупрозрачных камней — светлого нефрита и седого обсидиана. По форме они повторяли храм: кубы с резными окнами, сочащимися дымом. В серебряных чашах тлели угли. Душный, сладковатый дым поднимался над курильницами, и вдыхая его, Сфандра смутно догадывалась, что дышит отравой.
Как и в первом зале, здесь были люди. И все они словно срослись с храмом. Они сидели вдоль стен, подтянув колени к подбородку и подвязав их платками.
Перед богиней Сфандра замерла. Она увидела, что в центре круглого степного щита, которым прикрывалась юная Алат, густым темным светом горит крупный синий камень. У нее внезапно перехватило дыхание. Алазат Харра оказался крупнее и прекраснее, чем она себе представляла, слушая рассказы матери Антиопы. Он источал могущество и силу. Он был Власть. И эта жестокая, бездумная девочка-богиня, пришедшая с далекого Востока, стала здесь повелительницей именно потому, что Алазат поднялся и стал ее щитом.
Хмурясь, жрица наблюдала за чужестранкой. Сфандра внезапно ощутила на себе взгляды сотни потаенных глаз. Диковинные надписи на стенах что-то кричали на неизвестном языке, обращаясь к ней, но она не понимала их. Три богини, усмехаясь, смотрели на нее сквозь ядовитый дым курильниц, который заставлял глаза гореть и руки сцепляться. И сама Алат, казалось, вот-вот захохочет, видя смятение чужестранки.
— Этот камень… — сказала Сфандра, пытаясь объяснить жрице причину своего замешательства.
— Богиня направила руку человека по имени Алазат, — спокойно сказала жрица. — И он принес ей этот дар, сделавший Алат великой. Ты знаешь об этом. Последняя фраза не была вопросом.
— Да, — хрипло сказала Сфандра. — Он прекрасен. Неожиданно в тишине храма прозвучала невидимая струна. Потом вторая. Откуда взялась здесь лютня, кто играл на ней, скрываясь в темноте, за дымом курильниц? Струны загремели резко, отрывисто, и жрица нараспев заговорила:
— Вот желтая струна Зират, слушай ее, Сфандра из степей. Быстро воспламеняется человек желтой струны и быстро сгорает.
