Маурицио Виано - Двое на озере Кумран
— Ну, забирай свой конверт и отправляйся на место, — послышался из ящика суровый голос начальника отдела.
Гульельмо протянул было руку, но в последний момент испугался и робко сказал:
— Синьор СЕ Альфа-395, очевидно, произошла ошибка.
— Мы не ошибаемся. Бери пакет и уходи.
— Но…
— Не отнимай у меня драгоценного времени, делай, как тебе велят.
— Ну, если так… — сказал Гульельмо и дрожащими руками взял пачку банкнот. Выйдя из отдела и пройдя несколько шагов, он остановился.
«А если об ошибке узнает дирекция? — подумал он. — Решат, что я воспользовался неполадкой в системе начальника отдела, и уволят меня. Глядишь, и под суд отдадут за мошенничество».
И он направился не к выходу, а в кабинет вице-директора. Войдя в комнату, он без промедления положил на стол деньги.
— Гульельмо! Откуда у тебя столько денег? — вытаращив от изумления глаза, воскликнул вице-директор. Не считая пятнадцати уборщиков, он был шестнадцатым человеком, который работал на заводе.
— Мне дал их начальник отдела заработной платы. Право же, у него испортились механизмы.
— Гм… не думаю, — сказал вице-директор, дотрагиваясь до пачки банкнот кончиками пальцев. Он пугливо оглянулся, наклонился к Гульельмо и прошептал: — Эти проклятые машины никогда не ошибаются и не портятся.
Потом нарочито громко добавил;
— Если синьор СЕ Альфа-395 дал тебе эти деньги, значит, у него наверняка были на то серьезные причины.
Гульельмо на всякий случай зашел и к директору, но тот вообще не захотел с ним разговаривать.
— Ты что же, сомневаешься в деловых качествах моего начальника отдела? — прогремел он.
Гульельмо пулей вылетел из кабинета и, не помня себя от радости, помчался домой.
Дома вначале он, а затем жена пересчитали деньги: в пачке оказалось ровно двести миллионов лир. Сложив деньги, Гульельмо объявил, что завтра же увольняется с работы. Жена сурово посмотрела на него.
— Тебе преподнесли такой щедрый подарок, а ты их бросаешь? Черная неблагодарность! А если они захотят подарить тебе еще сотню миллионов? Кто знает, что у них на уме?
Гульельмо почесал за ухом.
— Не думаю, чтобы такой счастливый случай повторился… Ну ладно, останусь на заводе, только ненадолго. До смерти надоело убирать стружку.
В тот же день, несмотря на слабые возражения Гульельмо, жена, набив сумочку деньгами, отправилась в огромный универсальный магазин «Рай для домашних хозяек». Плоды ее пятичасовой прогулки по этажам Гульельмо увидел на следующий день, когда фирменный грузовик магазина выгрузил у их дома бесчисленное множество кухонных принадлежностей.
Первым в дом внесли Радиаратор, предназначенный для хранения пищи, которую предварительно подвергают облучению. Он заменил устаревший холодильник. За Радиаратором последовала плита на гаммалучах, электронная стиральная машина, трехмерный гигантский телевизор, миксер с молекулярной дезинтеграцией, хлеборезка с ядерным фиксатором, магнитная колонка, полотер со сверхзвуковыми щетками. Но, пожалуй, наибольшее впечатление на Гульельмо произвела машина по домашнему производству заменителя мяса: достаточно было заложить в нее двести грамм угля и литр нефти, как через минуту снизу вылетал солидный кусок говядины. А за небольшую доплату можно было приобрести усовершенствованный вариант этой машины. Она выдавала готовый бифштекс с гарниром из жареного картофеля.
Гульельмо с нескрываемым беспокойством осмотрел покупки жены и робко заметил, что денег заметно поубавилось, а главное, в доме от вещей повернуться негде. Лучше бы он этого не говорил!
Жена, сияя, показала ему контракт на покупку нового дома.
— Завтра получим ключи! — с торжеством объявила она. — Великолепная вилла! И стоит всего восемьдесят миллионов лир.
Вилла, в которую они перебрались, оказалась излишне великолепной. Из двадцати комнат они заняли всего шесть, а остальные так и остались пустыми. Гульельмо попробовал разузнать, почему потребовался такой большой дом, но жена уклонилась от ответа.
Впрочем, вскоре Гульельмо все стало ясно. В семь утра кто-то тихо постучал в дверь спальни.
— Войдите! — крикнул Гульельмо.
Дверь отворилась, и в комнату скользнул металлический ящик с двумя фотоэлементами и тремя шарнирными ногами. Он отодвинул гардину, и Гульельмо увидел, что у незнакомца стальная рука и он держит на подносе завтрак.
— Помогите, робот! — закричал Гульельмо, вскочив с кровати.
— Доброе утро, синьор, — невозмутимо произнес робот. — Отличное утро, не правда ли?
— Ничего себе, отличное! Отвратительное! Что ты тут делаешь?
— Меня зовут Мультивак. Я робот-слуга. Куплен вчера вашей женой.
— Да, да, я купила его, — подтвердила жена. — Ты недоволен?
— Не хочу, чтобы в моем доме хозяйничали роботы! Хватит с меня этих наглецов на заводе!
— Не станешь же ты сравнивать роботов-рабочих с роботами-слугами! — сказала жена. — Мультивак снабжен четырьмя дополнительными клапанами: вежливости, терпения, повиновения и скромности.
Гульельмо взглянул на маленького робота, стоявшего перед ним с подносом в руке.
— Значит, Мультивак выполнит все мои желания?
— Конечно, — ответила жена.
— И мне никто не запретит смотреть на него сверху вниз и время от времени ругать? — спросил Гульельмо в сладком предчувствии мести.
— Да. Только не переусердствуй. Не то у Мультнвака лопнет клапан терпения.
Гульельмо взял поднос, сел на кровать и повелительным жестом велел роботу удалиться.
— Пожалуй, насчет слуги ты придумала неплохо, — сказал он, откусив свежий тост.
Покончив с завтраком, он встал и хотел одеться, как вдруг за спиной у него раздался голос:
— Разрешите вам помочь, синьор!
Он обернулся и увидел высокого робота с длинными гибкими руками.
— В его обязанности входит забота о твоей одежде, — объяснила жена. — У него превосходный вкус, и он умеет подобрать в тон пиджак, рубашки, галстуки, носки, туфли и запонки.
— Ну, двух роботов с меня вполне достаточно, — сказал Гульельмо.
Однако его ждали новые сюрпризы. В ванне он увидел робота, соединявшего в себе обязанности массажиста и парикмахера, в коридоре наткнулся на крохотного Минивака-чистильщика обуви, в столовой его ждали Сплендивак-мойщик стекол и Пылевак-робот, который был предназначен чистить и пылесосить ковры и пол. Две роботессы-гувернантки одевали и причесывали дочку и сына.
«Теперь понятно, для чего нам вдруг понадобились двадцать комнат», — подумал Гульельмо.
