Евгений Гаркушев - 2010 № 1
Второй полицейский, продолжавший прижимать Лоренса к черно-желтому борту машины, чуть пошевелился.
— Отпустить его? — спросил он.
Первый коп покачал головой.
— На твоем месте, парень, я бы прямо сейчас вернулся назад в монастырь и сидел там — носа не высовывал. И никогда больше никуда не выходил. Тебе ясно?
Но Лоренсу ничего не было ясно. Он не знал, приказывает ему патрульный идти назад или просто советует? Арестуют ли его, если он не вернется? В последний раз Лоренс имел дело с властями довольно давно и отвык общаться с полицией. Его грудь часто вздымалась, пот струился по спине и ручьями стекал по ногам.
— Я все понял. — Лоренс кивнул и подумал: «Теперь мне ясно только одно: с вопросами придется быть поосторожнее».
* * *Нью-йоркская подземка осталась почти такой же, какой он ее помнил, хотя длинная очередь на входе стояла не к турникетам, а к постам безопасности, где дотошно проверяли багаж и просвечивали подозрительных рентгеновскими лучами. Но ньюйоркцы остались прежними: они старались без крайней необходимости не встречаться друг с другом взглядами, а встретившись, слегка пожимали плечами, словно говоря: «Ну что тут поделаешь?».
И запах в подземке был прежним. Пахло погребом, машинным маслом, хлорной дезинфекцией и миллионами людей, которые побывали здесь за прошедшие десятилетия и которые спустятся сюда в будущем. От этого запаха Лоренс даже растерялся и остановился у стены, на которой висела схема линий. Какое-то время он просто смотрел на нее, стараясь справиться с головокружением, потом вдруг поймал себя на том, что внимательно разглядывает схему, сравнивая ее с той, что хранилась в его памяти. Лоренс был уверен, что за годы, которые он провел за стенами монастыря, в нью-йоркской подземке появилось немало новых станций, но ошибся. С удивлением он обнаружил, что новых станций не было вовсе. Напротив, ему показалось, что их стало меньше. Он отчетливо помнил, что одна из них располагалась на Бликер-стрит, а другая — на Кафидрал-парквей, но на схеме их не было. Они исчезли — на их месте белели только наклеенные полоски бумаги или клейкой ленты.
Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, Лоренс коснулся кончиком пальца того места, где когда-то была станция «Бликер-стрит».
— Я тоже никак не могу к этому привыкнуть, — раздался рядом чей-то голос. — Когда я была маленькой, то каждый день пересаживалась там на свою линию и ехала домой.
Лоренс обернулся. Чуть позади него стояла какая-то женщина. Она была примерно одного возраста с Гертой, но годы оставили на ее лице более отчетливый — и более глубокий — след. Ее щеки и шею покрывали морщины, кожа на руках казалась сухой, словно пергамент, плечи сутуло опустились, но глаза казались добрыми и мягкими.
— А что случилось со станцией?
В глазах женщины что-то мелькнуло, и она попятилась.
— С «Бликер-стрит»? — переспросила она. — Разве вы не знаете? Ведь это же как… Как 11 сентября! «Бликер-стрит»… — В ее устах название станции прозвучало словно заклинание.
Лоренс нахмурился, припоминая. Он, разумеется, читал новости, но в монастыре они не казались столь животрепещущими и важными и воспринимались, скорее, как исторические хроники — как нечто, произошедшее где-то очень далеко и давно.
— Прошу прощения, — проговорил Лоренс. — Я… Меня некоторое время не было в городе, и вот… Да, Бликер-стрит. Разумеется.
Женщина, прищурившись, смерила его взглядом.
— Должно быть, вы уезжали очень далеко, — заметила она.
Лоренс попытался улыбнуться.
— Я монах, — объяснил он. — Из Ордена созерцательных аналитиков. Я был отрезан от мира на протяжении шестнадцати лет и только сегодня… Меня зовут Лоренс. — Он протянул руку, и женщина пожала ее с такой осторожностью, словно та могла рассыпаться в прах.
— Монах?. — повторила она. — Как интересно!. Что ж, желаю вам получить удовольствие от ваших маленьких каникул. — И, повернувшись на каблуках, она поспешно зашагала прочь. Лоренс некоторое время смотрел ей вслед, потом снова повернулся к схеме и продолжил поиск исчезнувших станций.
* * *Когда поезд со скрежетом остановился в тоннеле между 42-й и 50-й улицами, пассажиры дружно вздохнули. Мигнул и погас свет, и снова раздался похожий на стон вздох. Еще несколько мгновений спустя вспыхнули мертвенно-зеленые лампы аварийного освещения, а из громкоговорителей зазвучало произносимое невнятной скороговоркой объявление. По всей вероятности, это был приказ покинуть состав, поскольку пассажиры сразу двинулись вперед, к дверям, ведущим в соседний вагон. Плотный людской поток увлек за собой и Лоренса. Вместе со всеми он шел, натыкаясь на скамьи, и вскоре оказался в головном вагоне. Передняя дверь была открыта, и пассажиры без спешки, по одному, спускались на рельсы. Внизу каждый оборачивался, чтобы помочь следующему, потом молча пожимал плечами, словно хотел сказать все то же привычное: «Ну что тут поделаешь?», и молча уходил в плохо освещенный тоннель. Лоренс тоже остановился, чтобы подать руку шедшему за ним пассажиру, и увидел, что это была та самая женщина, которая заговорила с ним на платформе. Она тоже узнала его — во всяком случае, она чуть заметно улыбнулась и, спрыгнув на рельсы, привычно повернулась, чтобы помочь кому-то еще.
Они шли гуськом по проложенной рядом с рельсами узкой бетонной дорожке. На путях через равные промежутки стояли сотрудники Службы безопасности, одетые в высокие резиновые сапоги и шлемы с приборами ночного видения. В руках у них были электрические фонарики, их ярко-белые лучи плясали над головами бредущих друг за другом пассажиров.
— И часто такое случается? — негромко спросил Лоренс, оборачиваясь через плечо. Воздух в подземном тоннеле казался неподвижным, мертвым; он поглощал звуки, словно вата, и Лоренс подумал, что женщина его, наверное, не услышала, но какое-то время спустя до него донесся ее вздох.
— Каждый раз, когда Безопасность обнаруживает ошибку в подсчетах… или когда система показывает, что в поездах слишком много или слишком мало пассажиров… примерно раз в неделю. — Он почувствовал, что женщина смотрит на него и обернулся, но она только покачала головой и ничего не сказала. Лоренс хотел кивнуть, но споткнулся и упал на колено, задев головой бетонную стену, показавшуюся ему мягкой из-за скопившегося на ней за многие годы толстого слоя пропитанных маслом пыли, сажи, паутины.
Женщина помогла ему подняться.
— Не очень-то ты похож на шпика, — пробормотала она негромко. — Но ты монах… Ты сдашь меня Службе безопасности за то, что я была слишком подозрительной?
